Вот хотя бы Заяц-толстун. У него братьёв, сестёр и сватьёв — не счесть. По всей округе разбросаны. А как им в гости, родне к родне, ходить? Всегда у всей хищной троицы разрешения спрашивать?!
Ну, ладно. Пойдёшь за разрешением к той же Лисе, а она вдруг возьмёт и без всякого разрешения тебя слопает! Если, понятно, голодная.
И главное, как теперь Хоме с Сусликом дружить? От норы к норе перекликаться прикажете? Глупо.
Но друзья ведь не вчера родились. Нашли выход. Вернее, проход. Попросту вырыли подземный ход друг к другу.
Верно говорится, что нет худа без добра. Раньше у них по одной норе было, а теперь стало по две. У каждого. Это не считая подземного перехода.
А там, глядишь, и все стали так поступать. Зайцы, мыши, муравьи…
Вся жизнь, считай, под землю ушла. Всё подземными ходами изрыто: от одного мышиного убежища — к другому, от второй муравьиной кучи — к первой…
Даже птицы свои гнёзда расширили, чтоб свои к своим хотя бы по ночам прилетать могли.
Ничего не поделаешь. Все же кругом свои, родные.
Правда, для этого потрудиться пришлось. С неба лишнее жильё не падает. Лишнее жильё только жульё задаром имеет!
Обо всём этом и судачили теперь в своих общих норах Хома и Суслик.
— Одним лишь рыбам хорошо, — завидовал лучший друг Суслик. — Плавают себе по ручью свободно. В любую сторону.
— Не скажи, — вздыхал Хома. — Ходят слухи, хотят ручей кольями перегородить.
— Но рыбий малёк-то пройдёт, — утешался Суслик.
— Пройдёт малёк, — кивал Хома. — Малёк пройдёт! Но мы-то так и состаримся.
— Да и пусть всё плохо, — заявил как-то Суслик, — лишь бы всеобщей драчки не было!.. Всё-таки за нас сейчас кто-то старается, за нас думает, нас бережёт.
— Кто? — выкрикнул Хома. — И от кого? Тебя от меня? Или меня от тебя? Нет, ты мне ответь, кто это меня бережёт? — гневно подступил он к Суслику. — Лиса? Волк? Медведь?!
— Тихо ты! — испугался лучший друг. — Услышат! Запомни, хоть наше дело и правое, наше дело — маленькое. Им, — он внушительно показал на низкий земляной потолок, — виднее.
— Глуп ты, дурачина, как говаривал мой дядюшка, — поостыл Хома. — Я теперь только одного не пойму: почему это Коршун в стороне остался и всё небо себе не захватил?
— С ним-то ясно. Не может он вечно летать. Где-то и садиться нужно. А гнездо у него в Медвежьей роще.
— Вот ты, я вижу, глазастый. С нами-то всё ясно, мы пропащие. А вот люди всё это безобразие потерпят?
— Какие ещё люди?
— Настоящие. Живые! Ты думаешь, что кроме нас, жалких подземных зверушек, сусликов всяких, никого на свете нет? Людей нет? Думаешь, все они промолчат и смирятся с такой делёжкой?!
