Канцлер покачал головой и повернулся спиной к окну, выходящему во внутренний двор.
— Женщину, конечно, тоже нельзя исключить полностью, но неужели вы серьезно полагаете, что она убила своего мужа? Тихо выбралась ночью из дома, чтобы совершить преступление, подозрение в котором все рано падет на нее, потому что всякому известно, как она ненавидела Касалла… А Лаурьен? Всего месяц на факультете и уже лишил жизни своего магистра? А что касается Домициана фон Земпера, так даже если Касалл побоями глубоко ранил его гордость, все равно этого недостаточно. Мы слишком мало знаем об истинном положении дел…
Штайнер наклонился вперед:
— Наличие в книге пергамента не может быть случайностью. Но какую цель преследовал убийца? Чего мы не видим из того, что едино? Я просто ума не приложу, что за этим кроется.
— Может быть, для начала нам следует выяснить, что он имел в виду, написав: «Все единое вы делите, а то, что не едино, не узнаёте?» Кого он имеет в виду под этим «вы»?
Штайнер тихо засмеялся:
— О, боюсь, что он имеет в виду нас. А разве он не нрав? Предположим, что он имеет или имел отношение к факультету. И чему он здесь научился? Что, если хочешь исследовать вещь, нужно разложить ее на составляющие. Ratio fide delustrata[24] — это прекрасно, но мало что дает. Это не новое познание, к тому же есть люди, которым подобный подход к науке не нравится, которые охотнее всего обратились бы кумам вроде Шампо[25]. Вы же знаете, что сказал Роберт де Сорбон[26]: «То, что не перемолото зубами диспутов, не познано полностью».
Канцлер наморщил лоб:
— Не пытаетесь ли вы сказать, что загадка имеет отношение к нашим научным методам?
— Именно так я и думаю. Возможно, что преступник — один из самых резких наших критиков, который, безусловно, умеет вести диспут, занимался этим или занимается по сей день, но считает, что интеллект никоим образом не может охватить всё. И он хочет снова соединить человека и вещи, полагая, что их органическое единство разорвано и они мечутся, словно потерянные души…
Канцлер молча отвернулся, посмотрел в окно и снова подошел к столу. Мыслями он был далеко, рука тянулась к перу.
— Потерянные души, — пробормотал он и поднял глаза. — Вы тоже в это верите, Штайнер? Что мы превращаем в потерянные души всё подряд? И человека тоже?
— Я думаю, да. А еще я думаю, что таким образом к Богу мы не приблизимся, но сейчас дело не в этом. Сейчас речь идет об убийстве Касалла, и я только пытаюсь воспроизвести ход мыслей преступника. Зачем он отрезал рукава от плаща? И вообще, зачем он его раздел?
