Слейд схватил Дану за руку и втащил в апартаменты. Она медленно подошла к жемчужно-голубому гранитному бару и плеснула себе выпивку. Эден тихонько осматривалась, пытаясь лучше понять эту непростую женщину.
В квартире не было ничего, что говорило бы о стремлении к комфорту и уюту. Здесь все било на внешний эффект. Стена из подсвеченного стекла раскрывалась на просторную, выложенную терракотовым кафелем террасу, открывая захватывающий вид на город внизу. Светильники были вмонтированы в наклонные потолки и горели словно звезды над головой, отбрасывая острые лучики света на хром-со-стеклом мебель.
Никаких признаков частной жизни. Никаких фотографий или памятных вещиц. Эден содрогнулась. Она-то думала, что в особняке Слейда не хватает уюта и теплоты, но здесь был определенно арктический холод.
— Ты сказала, чтобы я приехал, что нуждаешься во мне, Дана. — Звенящий голос Слейда вернул ее к действительности.
Дана взмахнула своим стаканом, который, похоже, был наполнен неразбавленным виски и скорей всего был уже не первым.
— Я сказала, что нуждаюсь в тебе.
Сильной рукой, словно защищая ее, он обнял Эден за плечи и привлек к себе:
— Эден моя жена. И ты должна принять это положение вещей.
Опустошив половину своего стакана, она засмеялась.
— Дана Друри не должна принимать ничего. Ты ее не любишь. Ты женился на ней лишь для того, чтобы газеты оставили нас в покое.
У Эден перехватило дыхание, но тут его рука крепче обхватила ее плечи, словно приободряя.
— Ты ничего не знаешь об этом. Я женился на Эден, потому что люблю ее, и ни по каким другим причинам.
Хотя Эден и понимала, для чего это сказано, но внутри нее вспыхнул и затрепетал огонек надежды. А что, если это правда, а не уловка, предназначенная для того, чтобы усмирить Дану?
Лицо другой женщины исказилось от ненависти.
— Я не верю в это. — Она плеснула еще виски в свой стакан, пролив немного через край на гранитную поверхность. То, что в него попало, она проглотила залпом. — Ты не можешь любить ее. Я не могу потерять тебя.
Последние слова были произнесены шепотом отчаяния.
— Ты ничего не потеряла, кроме капельки гордости, — увещевающе произнес Слейд. — Это все еще продолжение твоего шоу.
— Ничего ты не понимаешь. Это единственная любовь, которая у меня была. Я не хочу делить ее и не могу.
В сердце Эден пробудилось сочувствие к этой женщине, эмоционально зависящей от невидимой аудитории. Разве можно было ей завидовать. Панцирь оказался хрупким.
