Ради Кэти Эден улыбнулась:
— Так лучше?
— Ага. Мистер Хеллиджер… Лен… он пригласил нас на ланч в ин… интен… интендантстве.
— Интендантстве, — улыбнулся Лен. — Так традиционно называют кантины[1] в телевизионных студиях.
Его добродушные шутки были тем бальзамом, в котором Эден нуждалась сейчас больше всего. Она приняла предложение Лена, а также разрешила ему отвезти их домой, поскольку он рано кончал работу. Обед помог Эден обрести самообладание. От нее за обедом требовалось немногое: все заполняла Кэти своей болтовней о том, что она видела на студии.
Возле дома Лен отклонил приглашение выпить чашку кофе и вручил Кэти видеокассету.
— Это на память о ее пробе на экране сегодня утром, — объяснил он грубовато.
* * *
Едва они вошли в дом, как зазвонил телефон. Эден сама подняла трубку:
— Это удивленная новобрачная? — Узнав голос, она улыбнулась:
— Боб Гамильтон! Откуда ты звонишь?
— Из Хоубарта, конечно. Я в городе всего лишь на один день и надеялся, что вы со Слейдом поужинаете со мной.
— Боюсь, что он будет работать допоздна, но я постараюсь разыскать его в студии и перезвоню тебе.
Она записала его номер в отеле, набрала телевизионную студию и попросила подозвать Слейда Бенедикта из студии номер четыре.
После долгого молчания оператор ответил:
— Боюсь, он уже покинул здание. Вы можете найти его в «Оустралис-Отеле».
Эден не стала записывать номер, который ей назвали. Она не собиралась звонить Слейду — если бы к телефону подошла Дана, она бы умерла.
Повесив трубку, она взглянула в настенное зеркало и едва узнала себя в бледном отражении. Что происходит? Она получила дочь, как жена Слейда она имеет все, что попросит, чего у нее никогда не было в жизни. Так какое ей дело до того, сохраняет ей Слейд верность или нет?
И тем не менее… Боже! Неужто она настолько глупа, что влюбилась в него? Только этим можно было объяснить ту бурю, что бушевала в ней. Что еще могло ее так задеть? Не все ли ей равно, с кем он проводит свои вечера?
Она уже не могла убеждать себя в том, что между ними всего лишь чистая физиология. Надо взглянуть правде в глаза. Она бы никогда не отдавалась ему столь самозабвенно, если бы между ними не начала расцветать любовь. Нет, не между ними. С ее стороны, призналась она себе с болью.
Как сделать, чтобы он не догадался об этом, чтобы ее чувство не смололо бы ее, как мельничный жернов? Чем от него отгородиться?
