«Может быть это он?!»
Конечно, от Сапожка-на-Оби до Красноуральска немного дальше, чем от аптеки до вокзала, но отчего-то мысли, и престранные порой, посещают меня. Когда живешь среди людей и видишь жизнь, какая она есть, а не сквозь тонированное стекло лимузина, то твои чувства мало отличаются от чувств других людей.
Эта грань между опустившимся человеком и обычным — ее почти нет.
Несчастья ломают абсолютно всех, просто может быть судьба пока еще благосклонна и бережет вас от такого ?
Бомж бредил, пока мы везли его от рынка до больницы.
— Курил гашиш!.. И запивал вином!.. Я курил гашиш и запивал вино-о-ом!..
— Раздухарился, — хмыкнул Дима и закашлялся от вони, которая скопилась в «Газели» всего за минуту, пока двое небрезгливых прохожих сердечно помогли внести и аккуратно сложить Мурадыма на полу фургона, а также и его мешок, два набитых пакета из-под мусора и подушку под распухшую голову — все богатство было при нем.
Мы подъехали к торцу горбольницы на ул. Рябушкина, Дима посигналил, и на крыльцо вышел молодой доктор с вышивкой на кармашке чистенького халата.
— Ну? — потянувшись, спросил он, а я прочитала «вышивку» — «д-р Денисов».
— Помогите, вот машина сбила! Он бомж, но очень мирный, пожалуйста, — придерживая живот, подошла я к д-ру Денисову.
— Нам ваше говно без надобности, — вежливо сказал д-р и стал рассматривать солнечные тропинки в небе.
Дима и бомж о чем-то говорили, была какая-то пара фраз между ними, и бомж чуть погодя заплакал, повторив, только тише, те вопли у палатки — «Семена».
Д-р Денисов меланхолично прислушался и все-таки повернул к машине. Подошел, посмотрел, фыркнул…
— Ладно, — через полминуты снова фыркнул он. — Эй!
На крыльцо приемного покоя вышел злой, с глазами некормленой собаки санитар и сплюнул.
— Дерьмо! — сказал он увидев бомжа.
— Дерьмо, — согласился д-р. — Давай-давай, — и показал рукой, как сгружать бомжа на ближнюю от двери каталку.
— Ну, слава Богу, — сказала я.
— Ага, — без энтузиазма кивнул санитар и, схватив мешок и два пакета, почти все имущество нищего, на вытянутой руке понес его и кинул в кусты у дороги. — Потом заберет, в другой жизни…
— По-окой, — прочитал Мурадым-ага слова над собой. — Ты пожалела меня? — произнес он, не глядя. Я не успела ответить, голова старика мелькнула в проеме дверей, и остался только невыносимый запах, который умирающий забыл взять с собой.
— Зачем привезли? — на удивление красивым голосом и протяжно-протяжно спросила нас медсестра в окне и посмотрела, как на дураков. — Все одно ж подохнет, дожился!..
