Цыганочка с выходом | страница 16




Многих ли женщин зовут лапоньками?

А вот Дарь Иванну так звали все ее мужчины, а мужчин у Дарь Иванны было не меряно…

Дарь Иванна молодилась последние тридцать лет.

Ходила наштукатуренная и раскрашенная под матрешку, платья носила приталенные, что при ее субтильности было не так чтобы уж очень красиво, но и не страшно; в ушах у нее звенели серьги-мониста, и их звон-перезвон знала вся округа.

Мадам Кокуркина в младые годы накладывала макияж в ритуальной конторе и, набив руку, на свои остатки былого пудры и теней не жалела, а помадой обмазывала всю нижнюю часть лица. Безусловно, целилась-то она в губы, но… Но ведь женщина, как известно, остается женщиной, пока ее любят, а Лапоньку любили. А возраст? А что, собственно, возраст? Все станут старыми и все умрут, что же теперь?

В каждом доме есть своя красавица, свой сумасшедший, своя прилично одетая семейная пара и тройка дамочек с повышенной возбудимостью, ну и еще по мелочи, вроде высокого брюнета с белой горячкой и двух братьев, один — всегда в тюрьме, а другой устроил тихий наркопритончик у себя в кладовке и так счастлив, что трудно представить. Все остальные жители подъезда, безусловно, нормальные и достойные всяческого уважения люди, их любит Бог. Правда, он один и любит.

В подъезде время текло, как струйка воды из-под крана, но не для Дарь Иванны. Катастрофа возраста не задела ее юной души, а молодое поколение полежаевских любителей экстрима в сексе не дали ей возможности забыть, что она женщина.

А что какой-то шутник на двери написал мелом: «Венерические услуги. Почти даром», — так дураков везде хватает. Лапонька таблички «Добро пожаловать» туда не вешала.

— Какая непорядочная эта Кокуркина! — говорили некоторые.

А ей хоть бы что! Она продолжала куролесить: намажется под индейца и ходит независимо по улицам, проспектам и скверам — стройная женщина преклонных лет.

ОЧЕНЬ НЕНАВЯЗЧИВАЯ СМЕНА РОЛЕЙ

— Этот старый осел! — взвыл лабрадор. — Утянул меня, наконец, на проезжую часть! — и, зализывая рану на боку, жалобно взглянул на кота со скаредной мордой, чем кота немало приободрил и обрадовал.

Кот даже заулыбался, впрочем, без особого доверия, обнажив кривой и опасный кошачий клык, и приподнял одну лапу, как обычно некоторые джентльмены манерно выдвигают одну ножку перед другой, увидев неплохую на их взгляд даму или более некрасивого джентльмена, чем они сами.

Такой это был кот. Из соседней «сталинки». Ничем вроде бы непримечательный кот, но он-то о себе думал, как Наполеон.