Роми вздрогнула.
— Мать вышла замуж за моего отца очень рано, — словно извиняясь, пробормотала она, следя глазами за шоколадного цвета бабочкой, которая порхала возле плеча Клода. — Если бы ее детство и ранняя юность прошли в более благополучной обстановке, ее судьба могла сложиться иначе.
Клод внимательно посмотрел на нее.
— Но тогда на свет не родились бы вы. Как я понимаю, это она назвала вас столь необычным для Англии именем — Роми? От Рамоны?
У Роми перехватило дыхание.
— Да, именно так. А вообще‑то я не привыкла проливать слезы над прошлым, когда слишком много дел в настоящем.
— Но что делать, если мы до сих пор живем в тени прошлого? — возразил Клод с ожесточением. — Из‑за вашей матери мой отец бросил на произвол судьбы жену и единственного сына. Он сделал нас изгоями в нашем собственном жилище. Память об этом останется со мной на всю жизнь, и раны, нанесенные тогда, уже никогда не заживут. Когда сталкиваешься с несправедливостью и не в силах ей противостоять, поневоле начинаешь обвинять во всем жизнь.
Роми поежилась. Клод де Ларош во что бы то ни стало, стремился поквитаться с судьбой, и самое печальное заключалось в том, что она невольно оказалась на его пути.
— А как поступила ваша мать? Она боролась за себя? — спросила она после короткой паузы.
— Нет, она была слишком горда для этого. Мы уехали из Франции и поселились у ее замужней сестры в Соединенных Штатах. Мать, преподавала французский, однако уроки не приносили много дохода, так что главным добытчиком в семье пришлось стать мне. Пять лет назад она скончалась.
— А дальше? — быстро спросила Роми. Клод помолчал немного и вдруг предложил:
— Думаю, нам не мешало бы узнать друг друга немного поближе. Пойдемте к реке — подальше от могилы отца…
Они брели вдоль живых изгородей из кустов шиповника, мимо полуразрушенного каменного моста и домов золотисто‑медового цвета, придавленных к земле, тяжестью известняковой черепицы. Сердце девушки сжималось от сочувствия к Клоду, хотелось прикоснуться к его руке, утешить, сказать, что ей самой до боли знакомо чувство сиротства, брошенности, и одиночества.
Миновав сосновую рощицу и подойдя к берегу реки, они уселись в тени плакучей ивы, прислонившись спинами к стволу, Клод — вытянув перед собой ноги, Роми — подогнув их под себя.
— Итак… вы хотите побольше, знать обо мне? — начал он медленно, и Роми, не сводя с него глаз, кивнула. — Иногда мне кажется, — сказал Клод, — что вы потрясающе похожи на свою мать.
