На борт «Морского конька» Нельсон поднялся уже не в таком подавленном состоянии, хотя Бетси Фримантл и записывала в дневнике: «Ужасно видеть его без руки». Да и не только пустой рукав, приколотый на груди к кителю, заметно изменил его наружность: правый глаз, поврежденный при Кальви, покрылся молочно-голубой пленкой и неизменно был устремлен в одну точку. Его сухие и вьющиеся волосы почти полностью побелели — вроде бы и в пудре более не нуждались, а щеки глубоко запали: слишком много зубов он потерял. Памятуя об этом, Нельсон при улыбке поджимал губы. Впрочем, улыбался, а тем более смеялся он редко. Ему исполнилось тридцать восемь лет.
Обратный путь Бетси Фримантл не понравился. При первой встрече будущий муж показался ей «добродушным, приветливым, добросердечным, веселым и живым». Теперь он сильно изменился, почти постоянно пребывая в глубокой мрачности. Действительно, на редкость живой и подвижный в недавнем прошлом, он казался сейчас полностью изможденным и чувствовал себя разбитым и угнетенным.
Да и сама Бетси, будучи на последних месяцах беременности, чувствовала себя отвратительно, хотя доктор Эшелби, перешедший вместе с Нельсоном с «Тезея» на «Морской конек», делал все от него зависящее, стараясь облегчить ей болезненное состояние и тошноту по утрам. Она находила его «разумным молодым человеком», хотя и «большим занудой в застолье»: он только и говорит о «медицине, ранах и лихорадке». Замена врача оказалась явно удачной. Прежнего, Флеминга, перевели на другой корабль, под единодушный ропот коллег, коривших его за то, что он не прописал Фримантлу хинин и портвейн для облегчения боли в руке. Сейчас хинин Фримантл принимал, но оказалось, лекарство не действует: рука по-прежнему сильно болела, особенно в лежачем положении и при свежем ветре. Да и Нельсон, на взгляд Бетси, чувствовал себя немногим лучше. «Сильный встречный ветер заметно досаждает адмиралу», — записывает она. Культя толком не заживала, и ночами Нельсон почти не спал, мучаясь от боли. Чем ближе «Морской конек» подходил к английским берегам, тем тягостнее становились мысли Нельсона об ожидающем его приеме.
ГЛАВА 13
Бат, Лондон и Тулон
Я твердо убежден — лишь Божья милость сдерживала мое непомерное тщеславие
Как-то вечером, в начале сентября 1797 года, сидя при заходящем солнце вместе со свекром и золовкой, Сюзанной Болтон, в гостиной батского дома, Фанни Нельсон услышала стук колес приближающегося экипажа. Горацио Нельсон вернулся домой, к семье. Его уже ждали. Некоторое время назад с «Морского конька» пришло письмо. Адрес был написан незнакомой рукой, и Фанни, уверенная, что ничего хорошего ее не ждет, не отважилась надорвать конверт. Она передала его старому настоятелю, тот — дочери. Открыв конверт, Сюзанна сразу увидела — письмо таки написано братом. «Такое на войне случается, — говорил Нельсон, оправдывая неровный почерк, — и мне еще следует благодарить судьбу за благополучный исход, а ты наверняка будешь рада узнать, что спасением жизни я, с Божьей помощью, обязан прежде всего Джошиа… Чувствую себя превосходно, и, наверное, окажусь в Лондоне тогда же, когда ты получишь это письмо. А в Бат поеду сразу, как только получу разрешение адмиралтейства спустить флаг».
