Первая заповедь блаженства | страница 81



По вечерам я снова сидел на крыльце, поил молоком ёжиков и ждал чего-то. Часто мимо нашего корпуса по аллее медленно и печально проходили Дядя Фил и Анна Стефановна. Они держались за руки. Тийна не показывалась.

Однажды, когда я таким образом проводил время в обществе собаки Вафли, кота Мячика и ёжиков, ко мне в гости пожаловала профессор Нечаева.

— Можно тут приземлиться? — спросила она.

Я подвинулся, и Ольга Васильевна присела рядом со мной.

— У меня к тебе серьёзный разговор, Илья, — проговорила она. — Как ты смотришь на возможность вернуться домой к своим родителям?

— Вернуться домой? — переспросил я; не скажу, что этот вопрос меня удивил, я уже давно ожидал чего-то подобного…

— Да, ведь ты теперь Признанный, и твои мама с папой будут рады тебя видеть…

— Но я… Что я буду делать дома?

— Поступишь учиться в Консерваторию, тебе теперь все дороги открыты…

— Но я не хочу!.. Я не хочу уезжать, не хочу расставаться! Да я и не смогу!.. Я же теперь не смогу жить без этого дома, без этого сада!.. Я слишком сильно всё это люблю!..

— А как же твои мама и папа? — спросила Ольга Васильевна. — У них, кроме тебя, никого нет… Представь себе, как печальна их жизнь…

— Если только они не родили кого-нибудь вместо меня… — буркнул я.

— Тогда ты тем более должен вернуться. Ведь только ты сможешь любить своего брата или сестру по-настоящему.

— Это будет просто чудо, если у меня получится, — сказал я.

— Конечно, это будет чудо! Разве, пока ты был здесь, ты не привык к чудесам?

Я вздохнул. Я понимал, что она права, но… Ольга Васильевна не знала главной причины, по которой я не хотел покидать лечебницу.

Собственно, причины было две, и звали их Каарел и Тийна. Во-первых, я не хотел покидать человека, единственного человека в мире, которого я мог бы назвать братом. А во-вторых… ну, в общем…

В общем, в этих переговорах мне пришлось ограничиться первой причиной. Выслушав меня, Ольга Васильевна погрустнела, а точнее — с её лица исчезла маска деловитой собранности. Под нею обнаружились тревога и боль.

— Да, Илья, конечно, я всё понимаю, — проговорила главврач упавшим голосом. — Разумеется, ты можешь остаться здесь до тех пор, пока… Пока с Каарелом всё не выяснится.


… Вечером передали штормовое предупреждение. Все мероприятия были отменены, пациентов разогнали по домам. Двери и окна в корпусах были плотно задраены. Мы сидели и слушали, как снаружи крепчает ветер.

К полуночи разразилась страшная гроза. Каждую секунду сверкали молнии, гром почти не прекращался. Порывы урагана гнули и ломали деревья. Струи ливня грохотали по крыше, словно хотели её проломить.