Хотя, как я уже сказал, официальных магазинов в городе не существовало, при желании можно было купить все, что угодно. В Кейптауне процветала чудовищная контрабанда — закономерный результат запрета на розничную торговлю, установленного Голландской Ост-Индской компанией. Стоило какому-то судну бросить якорь в Столовой бухте, тут же вокруг него поднималась подозрительная возня: появлялись загадочные личности (эмиссары подпольных кейптаунских складов) и заключали таинственные сделки с капитаном. Главная достопримечательность города — Херренграхт, в честь самого знаменитого амстердамского канала — представляла собой широкую улицу, скорее, даже аллею, которая вела к Садам Компании, главному предмету гордости кейптаунцев, как тогдашних, так и нынешних.
Все это вместе взятое являлось захватывающим зрелищем и неисчерпаемым источником вдохновения для такой женщины, как леди Энн Барнард. Ведь помимо зоркого глаза она обладала ярким талантом художника. И сегодня мы с интересом рассматриваем Кейптаун конца восемнадцатого века, запечатленный на ее акварелях. Это и малайские рабы с сероватыми лицами — они бредут куда-то с грузом фруктов, рыбы или хвороста на растопку; и грузные фигуры буров в синих куртках, широкополых шляпах и башмаках-вельдскунах; и шестерка распряженных волов на городской площади — животные стоят, лениво понурив головы и отмахиваясь хвостами от мух, а рядом суетятся погонщики-готтентоты; и роскошные цветы на фруктовом рынке; и мускулистые обнаженные тела рабов, несущих портшез с белой красоткой; и женщины-рабыни, устроившиеся на солнышке с шитьем — лица их лоснятся, в волосах цвета воронового крыла блестят серебряные заколки.
В девять часов вечера раздается залп из замкового орудия. Носильщики портшезов немедленно просыпаются, разминают одеревеневшие мышцы и, подхватив нарядные стеклянные ящики на длинных шестах, спешат за своими хозяйками. И вот уже бегут-торопятся по неровным, разбитым мостовым носилки с капскими леди и их мамушками. Ярко светит в небе Южный Крест, покачивается на ходу подвесной фонарь, а юные красавицы сидят, обмахиваясь веерами, напевают себе под нос привязавшийся мотивчик котильона или, может быть, с улыбкой вспоминают, что там этот нахал мичман Робинсон нашептывал насчет завтрашнего свидания. И тут — словно в напоминание размечтавшимся барышням, что они все-таки не в Париже, не в Лондоне или Гааге — все городские псы поднимают лай, а на обочине мелькает силуэт гиены с какой-то падалью в зубах.
