Ну и, конечно же, на Капе было место, отведенное Богу. С самых первых дней колонисты соблюдали священное воскресенье: в этот день (если не происходило ничего экстраординарного) они собирались в просторном дворе форта — вот место, где Божье Слово впервые прозвучало в Южной Африке, — слушали проповеди и читали вслух Библию. Хочу напомнить, что Библия стала той единственной книгой, которую вуртреккеры везли с собой через дикие горы в неведомые северные земли.
В итоге, когда десять лет спустя ван Рибек покидал свой пост и уезжал с Капа, он оставил после себя нечто больше, чем просто обширный огород. За его спиной оставалась достаточно многочисленная колония — с обозначившимися национальными проблемами, с зарождавшейся аристократией и с прирожденной, вошедшей в плоть и кровь ненавистью к централизованному правлению.
2
Прогуливаясь по улицам города, я то и дело ловил себя на мысли: как бы мне хотелось провести этот день вместе с ван Рибеком. Вот бы он каким-то чудом перенесся из прошлого в современный Кейптаун! Благодаря таким ориентирам, как Столовая гора и бухта, он, конечно, сразу бы признал место. Но все остальное его несомненно бы удивило. От старого поселения не осталось ничего, кроме его любимого сада.
В лучшем случае, побродив вокруг почтамта и ратуши, ван Рибек смог бы отыскать место, где прежде стоял старый форт. Но куда же в таком случае подевалась река — та самая, которой он в приступе ностальгической тоски дал имя Амстел? И неужели возможно, чтобы море так далеко отступило от прежних берегов? Ведь раньше улица Странд тянулась вдоль самой набережной, а теперь проходит на значительном удалении от моря.
Его наверняка бы заинтересовало состояние почтовых дел в городе, ведь до того, как Кап превратился в продуктовую базу, он долгое время играл роль почтово-пересылочного пункта. Думаю, ван Рибек по достоинству оценил бы все новации в этой области: куда удобнее и надежнее опускать послания в почтовый ящик, нежели оставлять под камнем на холме.
Я бы обязательно сводил его в музей, который стоит в самом конце Сада. Уж здесь-то ван Рибек почувствовал бы себя, как дома. С мрачной усмешкой он осмотрел бы экспозицию, посвященную туземным народностям. Его внимание обязательно привлекли бы удивительные по своему правдоподобию статуи воинственных бушменов и их толстозадых жен. И, возможно, он признал бы некоторые из старых корабельных камней, которые в его время валялись на берегу Столовой бухты.
