Каждый идет в бой с этим страхом, застывшим в глазах, саднящим в спинном мозге и в печенках. Но потом в горниле боя страх смерти перекипает в нечто совершенно другое. Остается только желание выжить, кипучая энергия жизни, которая ожесточенно бьется за себя с другими вражескими жизнями.
Снизу из клубов дыма вынырнул Капустин. Он весь был покрыт пылью.
– На первом – троих, товарищ командир… Автоматчики… – тяжело дыша, доложил командир отделения.
– Оставь троих… пусть проверят этаж… – Аникин кивнул в сторону лежащего в коридоре немца. – Остальные – с нами наверх…
Зачистка здания занимает полчаса, но они пробегают со стремительной быстротой. Так всегда: когда настрой боевой и приподнятый, минуты бегут скоро. Сработали без потерь. У Шевердяева один раненый, еще во время перестрелки на железной дороге. И еще одно не менее важное, а может быть, и самое главное.
На помощь штрафникам с северного берега перебрались артиллеристы. В секторе аникинского взвода работает расчет 76-миллиметрового полкового орудия. Укрываясь за углом здания железнодорожной станции, артиллеристы выдвинули свою пушку на прямую наводку и первым же точным выстрелом подавили пулеметную огневую точку на третьем этаже дома-корабля.
Выпущенные следом снаряды внесли в ряды оборонявших дом полную сумятицу, значительно облегчив бойцам Аникина работу по зачистке этажей. Липатов просигналил бойцам Латаного, а те лужеными глотками проинформировали расчет о том, что в здании находятся свои.
Бойцы, разобравшись с оказывавшими упорное сопротивление врагами, прошли противоположное дальнее крыло здания и уперлись в правый торец. Аникин, осторожно выглянув из углового окна второго этажа, увидел перед собой широкую перспективу заставленной трех– и четырехэтажными домами улицы.
Крыши и каменные коробки загромождали все пространство, насколько хватало глаз. Уши вязли в неумолкающем грохоте, который непрерывно, словно в каком-то ознобе, сотрясал нутро города. Снаряды и бомбы обнажили скелеты улиц, вывернули наружу внутренности домов, и этот огромный город, охваченный огнем пожарищ, словно мутной венозной кровью, исходил столбами бурого, черного, грязно-серого дыма. Они поднимались в небо, мешаясь в воздухе и стягиваясь в непроглядную облачную пелену, которая накрывала центральные кварталы.
Эта картина – величественная и ужасная, развернувшаяся во всю ширь, панорама гибнущего оплота фашизма – на долю секунды потрясла Аникина. Он увидел, как метрах в двухстах впереди суетились вражеские солдаты. Они копошились, как муравьи, натаскивая поперек улицы мешки с песком, бревна, накидывали кирпичи, наспех сооружая что-то наподобие баррикады. Впритык к левой стороне улицы на стыке этого навала с каменной стеной дома торчал длинный ствол орудия, напоминавшего зенитное.
