Она, как обычно, начала защищаться. Говорить какие-то оправдания. Я ее обнял, нежно посмотрел в светло-зеленые глаза и сказал:
— Это все понятно, мама. Так устроена жизнь, много трудностей, всем было нелегко и еще сто убедительных причин, объясняющих, почему никто ни в чем не виноват. Но это не отменяет того факта, что все сказанное мной — правда. И мы оба это знаем.
Ее лицо разгладилось. Перестала защищаться. Мы в молчании закурили по сигарете. Она спросила:
— Так какие у тебя проблемы с девочками?
— Мое отношение к женщинам состоит из обожания и обожествления с одной стороны, и дебильных страхов и предрассудков с другой. Вот какие проблемы.
Мама начала что-то говорить. Отвечала на мои вопросы. Мы разговаривали очень просто. Как случайные попутчики в купе поезда дальнего следования. Я не пытался строить из себя «правильного сына». Она не старалась вести себя как «хорошая мать». Никакого лицемерия. Говорили просто о том, что говорилось. У меня в голове пронеслась мысль, что так просто и хорошо, как нам сейчас, не было очень давно.
Она говорила о женщинах и отношениях с мужчинами точь-в-точь то, что нам рассказывали на мужском тренинге. Конечно, без интимных деталей. Я подумал про себя: «Мне пришлось пойти на тренинг к каким-то левым людям, которые за мои же деньги меня травмировали и внушали, что я не мужчина, раз не делаю того, что делают они. А также рассказывали то, что я мог бы услышать от своих родителей много лет назад, если бы мы просто откровенно общались. Но никакого открытого общения никогда не было. Какого хрена?!»
Вечером пришел отец. Мы пили красное сухое, говорили о каких-то ненужных и неважных серьезных вещах. Мне в голову пришла мысль, что разговоры о якобы серьезных вещах — часть образа, который мы оба поддерживаем. Я научился у него. Мы всегда говорим о квазисерьезных вещах, чтобы не говорить о важных. Я не хотел обсуждать с отцом то, что затрагивал в разговоре с мамой. Он был слишком готов к обороне. Он обороняется всегда, даже если на него никто не нападает. Я знал, что он сразу начнет оправдываться и переводить стрелки на меня. Я не хотел его напрягать, поэтому поддерживал разговор о чепухе.
Мы стояли на балконе, отхлебывая вино из бокалов. Я курил. У подъезда остановилась машина, из которой вышли три броско и вульгарно одетых девушки. Отец сказал, что они проститутки. Работают в одной из квартир нашего подъезда. После нескольких слов про проституток он добавил:
