— И принесла ему приданое, — дополнила Мталба и начала перечислять то, что принесла, включая двадцать голов скота с полным генеалогическим древом каждой коровы. — Приданое очень богатое, и лицо жениха засветилось краской радости…
— Краской радости, — вторили приближенные.
— У него на теле волосы, и он сильнее двух быков.
— Двух быков…
В другое время, может быть, я и ответил бы ей взаимностью, но знал: если посмотрю на себя в зеркало, то увижу глубокие морщины, изрезавшие лицо, и торчащие из ноздрей седые волосы. И заключил: «Она полюбила придуманного ею Хендерсона. Это факт».
Мысли о невозможности любви не мешали мне думать о гранате. Из чего лучше всего сделать запал? Я пробовал жечь нити фитиля, тонкую сухую веточку, шнурок от башмаков, даже полоски бумаги. Наиболее подходящим материалом оказался обувной шнурок.
Затылок ломило от волнения, но розовое видение вселило мне уверенность в себе. Тем более я не мог допустить, чтобы во мне сомневался Ромилей.
— Вот что, приятель, ты эти штуки брось! Можешь ты хоть раз в жизни поверить в удачу? Граната готова к бою.
— Да, господин.
— Я не из тех неумех, кто не способен сделать хорошую работу. Заруби это себе на носу.
— Да, господин.
— Вспоминаю одно стихотворение — о соловье, который пел, что человек не может вынести чересчур много реальности. А сколько нереальности может он вынести, спрашиваю я тебя. Улавливаешь?
— Улавливаю, господин.
— Каждый человек в глубине души знает, что должен внести в свою жизнь какой-то глубокий смысл. Улавливаешь?
— Да, господин.
— Жизнь может думать, что загнала меня в угол, что списала со счетов Юджина Хендерсона, еврея, такого-то года рождения, списала вместе с его дурацкими принципами. Но мы же люди. Я — человек, неповторимая личность, и много раз обводил жизнь вокруг пальца.
— О’кей, — сказал Ромилей и смиренно сложил руки.
Монолог утомил меня. Я держал гранату в руке, готовый выполнить обещание, данное Айтело и обеим тетушкам.
И тут я догадался, что ожидается какое-то важное событие. К моей хижине, хлопая в ладоши и затянув песню, начал стекаться народ. Мталба пришла в красном газовом халате, со свежей прической, с большими медными кольцами в ушах и медным же воротником на шее. Одни ее приближенные несли птиц на руках и плечах, другие вели коров. Животные были тощие, слабые, и люди целовали их. Стояла удушающая жара. Над головой нависло низкое небо без единого облачка.
«Вот и Айтело», — сказал я себе. Мне показалось, его высочество не разделяет всеобщего ликования. Брови у него были насуплены.
