– А теперь что? – пробормотала я, уткнувшись в толстый шерстяной свитер. От Макса шел чистый, свежий запах. Такой же чистой и свежей была моя жизнь, пока меня защищали стены ателье. – Не хочу, чтобы все кончилось.
– Я тоже. Мне так хорошо стало, когда ты вернулась. Очень я по тебе скучал.
– Я уже не смогу расстаться с тобой снова. – Меня начало трясти.
Макс взял меня за плечи, отодвинул от себя.
– Хочу показать тебе кое-что, – сказал он. – Только обещай, что не рассердишься.
Я настороженно свела брови, но Макс не сводил с меня тревожных глаз. Я медленно кивнула.
Он повернулся к стоящему у стены столу, выдвинул средний ящик. Вытащив коробку с конвертами и прочим канцелярским хозяйством, углубился в недра ящика и извлек какую-то фотографию.
– Вот. Это тебе.
Я озадаченно взяла в руки глянцевитый прямоугольник. Это была моя фотография.
Молодая девушка, почти ребенок. Распущенные волосы, распахнутые глаза, синяя футболка топорщится на тощих, выпирающих ключицах. Ох… Из меня словно весь воздух выкачали. Не из-за того, что объектив выхватил и сохранил миг ушедшей юности, нет. Из-за синяка.
Я слегка отвернулась от камеры, и в объектив угодила моя скула, распухшая, багровая. Нешуточная отметина. Даже смотреть больно. Буквально чувствуешь, как горит и ноет щека.
– Хорошо помню, когда ты меня снял. Сайрус запретил мне общаться с вами, и я пришла за своими вещами. Ты тогда еще нас вместе с Еленой несколько раз щелкнул. Не понимаю только, зачем было этот кошмар оставлять. У тебя же куча отличных фотографий. С выпускного и свадебных…
Макс опустил голову:
– Оставил, потому что тут вся правда.
– Какая еще правда?! Я же говорила: в душе оступилась.
– Старо как мир, – отмахнулся Макс. – Могу еще добавить, из той же оперы: «На лестнице споткнулась. С велосипеда упала. На льду поскользнулась…» Все это мы с Еленой слышали не один раз. И не верили. Никогда.
– Чему это вы не верили? – весело вмешалась ворвавшаяся в «Эдем» Сара.
Она прикатила на пикапе Дэвида – чтобы перевезти коробки с костюмами. Я хотела сменить тему, но Сара уже углядела фотографию у меня в руке.
– Это ты? – Она с любопытством заглянула мне через плечо.
– Да, только… – Слова замерли у меня на губах. У нее был такой взгляд.
– Матерь божья! – От улыбки не осталось и следа. – Как только у этого чудовища рука поднялась! Совсем еще ребенок…
Я так привыкла выгораживать его, что тотчас ринулась возражать:
– Сайрус тут ни при чем!
Ложь резанула слух. Точно ножом по стеклу провели. Внутри что-то перевернулось. Во что превратилась моя жизнь?
