— Ты знаешь, а он умер, — новость мимоходом, невзначай. Между сообщением о новом платье и квартальной задолженности. Мир рушится — в рапиде. Ломая ногти, с трудом выбираюсь.
— Когда?
— Неделю назад. А ты не знала? Я принесла ему розы.
В голове метроном: «Умер, умер, умер». Выключаю.
Итак, он все-таки умер, Олег. Сыграл в ящик. «Ты, Каська, большая дура. Нашла, чем пугать! Пока мы здесь, смерти нет, когда смерть здесь, нас уже нет». Любил заезженные цитаты…
* * *
Звонок по внутренней связи. Босс.
— Зайди-ка.
Вдруг скрутил приступ тошноты. Как в тот день, когда впервые почувствовала измену мужа.
«Я задержусь, родная, не скучай». Где-то там, в офисе Олег предавался любви с секретаршей. Когда они синхронно достигли оргазма, меня вырвало. Он вернулся в два часа ночи с убедительной версией. Но я сделала вид, что сплю. К девице ничуть не ревновала. Проникнув в чужую суть, знала о ней все. Спустя шесть мучительных недель сделает неудачный аборт. И у нее никогда не будет детей. После секретарши были другие женщины. Возвращаясь, всегда врал. Почти всегда правдиво.
И вот он умер. Почему, чувствуя его тогда, я не почувствовала его сейчас?
…У босса в руках мое заявление, напоказ:
— Почему? — однако ему хватает такта не говорить про мой возраст. В сорок четыре не увольняются. В сорок четыре держатся за место всеми конечностями.
Почему я ухожу? Потому, что надоело. Потому, что работать в женском коллективе — самоубийство. Потому, что невозможно работать с людьми, которых не уважаешь. Потому, что мое сердце покрыто девятью рубцами. И один из них сегодня лопнул.
Но самая главная причина — Марга.
— Ладно, иди.
Под его белой рубашкой бьется изношенное сердце. Вижу левое легкое — красное с черным. Черного намного больше. Странно, он же совсем не курит. Бегает по утрам, пьет свежевыжатый апельсиновый сок и ест спаржу.
Сказать? Еще все можно исправить.
Босс принимает решение за меня:
— Зайдешь туда, где тебя брали, и получишь то, что хочешь получить.
То есть: «Ступай в отдел кадров и забери трудовую книжку».
Может, все-таки предупредить его?
Но кто слушает Кассандру под Новый год…
* * *
Набираю ненавистный номер. Было время, мы считались подругами.
— Алла, это я… Соболезную.
— Не смеши, — Алла скользит по лезвию истерики.
— Как он умер?
— Это все, что тебя интересует? Ни вопроса о завещании! И где твои материнские чувства? Даже не спросила, что сейчас чувствует твоя дочь!
