Боже правый. Он больше не ее любовник, человек, за которого она собиралась когда-нибудь выйти замуж. Он ее деловой партнер. А даже если он бы им и не был, она не знает, есть ли у него кто-то.
Она сделала глубокий вдох и постучала в дверь.
Ксав поднял глаза на стук Аллегры. Она явно все еще была настроена на деловой лад, на ней опять был элегантный костюм. Ей ни за что не вписаться в их мир. Она действительно ничего в этом не понимает.
— Спасибо, что пришла, — сказал он, вежливо поднявшись из-за стола. — Садись.
Она села, потом протянула ему золотистую коробку, перетянутую золотой лентой:
— Это тебе.
А вот этого он не ожидал.
— Я подумала, это будет более уместно, чем цветы или, м-м, вино.
Так, значит, она помнит французскую традицию приносить хозяину дома подарок. Он развязал ленточку и увидел, что в коробке его самая большая слабость — тонкие диски темного шоколада с кристаллами имбиря. Она помнит такую мелочь после всех этих лет? Это совершенно выбило его из колеи.
— Спасибо, — сказал он. — Хочешь кофе?
— Да, пожалуйста.
К его удивлению, она пошла за ним в крохотную кухню:
— Я могу чем-то тебе помочь?
«Да. Продай мне свою половину виноградника и уйди из моей жизни, пока я опять не потерял рассудок, желая тебя». — Он еле успел остановиться, чтобы не сказать это вслух.
— Нет, не нужно.
— А ты разве не спросишь, может, я пью кофе с молоком или сахаром?
— Ты никогда не пила кофе с молоком и сахаром, и очевидно, что не пьешь и сейчас. — Он развел руками. — Иначе ты не была бы такой стройной.
Она прищурилась:
— Ты переходишь на личности.
— Ты сама спросила.
— Так, значит, перчатки сняты?
— А они никогда и не были надеты. — Теперь его мысли понеслись по очень опасному пути. Перчатки сняты. Одежды сняты. Застенчивая, доверчивая улыбка Аллегры, когда он впервые ее раздел, и она отдалась ему без остатка.
«О Dieu».
Ему нужно во что бы то ни стало забыть о прошлом и сосредоточиться на настоящем.
Он поставил готовый кофе на поднос, достал из холодильника миску с помидорами и кусок сыра, потом взял еще из буфета буханку деревенского хлеба, положил все это на поднос рядом с кофе, двумя ножами и двумя тарелками и отнес это в кабинет.
— Угощайся, — сказал он.
— Спасибо.
Когда она даже не пошевелилась, он приподнял бровь, отломил себе кусок хлеба и отрезал большой кусок сыра.
— Извини, что так жадно ем. Умираю с голоду — я уже в шесть работал на винограднике.
— Так что мы будем обсуждать? — спросила она.
