Отсюда он вновь обращается с письмом в Петербург. «Всемилостивый Государь! — писал он. — Проезжая губернии… с сокрушением в сердце слышу я повсюду различные толки о действиях армий наших и особливо о причинах отступления их. Одни приписывают его робости, другие — слабости разного рода, а некоторые, что всего оскорбительней, даже измене и предательству».
В этой связи Барклай предлагает монарху опубликовать отчет о действиях руководимых им армий в ходе войны; в частности, он пишет: «Известный отзыв князя Голенищева-Кутузова, что отдача неприятелю Москвы есть следствие отдачи Смоленска, к сожалению, подтверждает в умах многих сии ужасные для чести армий и предводительствующих ими заключений. Я менее всех должен быть равнодушен к ним и более всех нахожу себя в обязанности защищать честь армии и честь мою собственную, сорокалетней службою и увечьем отягощенную. Изложив отчет о действиях 1-й и 2-й Западных армий в продолжении нынешней кампании и о прямых причинах отступления их, я приемлю смелость повергнуть оный правосудному вниманию и всеподданнейше молить Вас о повелении обнародовать его через публичные ведомости. Отечество и целый свет увидят здесь истину во всей наготе ея, и уста злословия к успокоению общему умолкнут». И далее: «Благомыслящие сами увидят истину объяснений моих, перед недоверчивыми оправдает меня время, пристрастные изобличатся собственною совестью в несправедливости своей, а безрассудных можно, хотя и с сожалением, оставить при их заблуждении, ибо для них и самые убедительные доводы не сильны».
Впрочем, только ли это беспокоило больного генерала? Были и другие причины. Прежде всего следовало решить, куда же ехать. То ли в Петербург к семье, то ли в объезд столицы для уединения в своем небольшом имении. Однако приезд в столицу возможен был лишь с высочайшего позволения. Все еще не теряя надежды на встречу и общение с монархом, Барклай посылает испрошение на приезд в Петербург своего адъютанта. Ответа не последовало. Немного оправившись от болезни, Михаил Богданович продолжает свой путь на Новгород, а затем по направлению к Дерпту в Феллинский уезд Лифляндской губернии, в имение Бекгоф.
Другим поводом для беспокойства было бедственное положение семьи отставного генерала, не имевшего других доходов, кроме получаемого им по службе жалованья. Вот почему по дороге в Бекгоф он пишет жене в Петербург: «Готовься к уединенному и скудному образу жизни, продай все, что сочтешь излишним, но сохрани только мою библиотеку, собрание карт и рукописи в моем бюро».
