Несмотря на сложные отношения Кутузова с Его Императорским Величеством, члены комитета единодушно предложили его кандидатуру монарху. После некоторых раздумий император с мнением комитета согласился, после чего и был оформлен соответствующий рескрипт.
Что же касается министерского поста Барклая де Толли, то члены комитета столь же единодушно и безусловно рекомендовали его от сей должности отстранить. Дальнейшая же участь военного экс-министра (нахождение его в должности командующего 1-й Западной армии) должна была решиться самим Барклаем де Толли.
С отъездом Кутузова в петербургских салонах пошли пересуды. Говорили не только о предстоящих баталиях, но и о дальнейшей участи военного министра. Многие, обвиняя его «во всех грехах», утверждали, что в действующей армии ему больше делать нечего.
Известие, малоприятное для Михаила Богдановича, узнал он, по-видимому, в конце дня 14 августа. В письме, полученном им от Кутузова, говорилось: «Милостивый государь мой, Михаил Богданович. Возлагаемые у сего высочайшие рескрипты… на имя Вашего превосходительства… укажут Вам, милостивый государь мой, высочайшее назначение меня главнокомандующим всех армий… Я оставляю личному моему с Вашим высокопревосходительством свиданию случай удостоверить Вас, милостивый государь мой, в совершенном почтении и преданности, с коими имею честь быть».
История не сохранила свидетельств того, как отреагировал Михаил Богданович на полученное им известие. Да и вряд ли можно было заприметить что-либо в поведении этого мужественного, умеющего владеть собой человека. Известно лишь, что в письме к жене своей в Петербург он писал: «Счастливый ли это выбор, только богу известно. Что касается меня, то патриотизм исключает всякое чувство оскорбления».
Можно лишь предполагать, что душевные переживания его были глубоки. Действительно, когда одна из основных целей войны (сохранение армии) была достигнута, когда возможность генерального сражения стала явью, с мечтой о нем приходилось расстаться. Для любого полководца сие означало конец карьеры. И тем не менее в ответе своем Кутузову Барклай был чрезвычайно корректен.
«Ныне под руководством Вашей светлости, — писал он, — будем мы стремиться с соединенным усердием к достижению общей цели, и да будет спасено отечество! Такое есть истинное чувствование усердного сына отечества, который готов во всякое время принести на жертву жизнь свою».
Глубоко опечаленный, пишет он царю в Петербург: «Что касается меня, какую бы должность или положение я ни занимал, я желал бы пожертвованием жизни доказать мою готовность служить отечеству». И далее: «В звании главнокомандующего,
