Фельдмаршалы Победы. Кутузов и Барклай де Толли | страница 59



В суждениях своих Федор Глинка не был одинок. Вот экспромт гусарского офицера Дмитрия Давыдова (в переводе с французского):

Враги продвигаются быстро вперед,
Прощай, Смоленск и Родина,
Барклай все еще избегает сражений
И обращает свой путь в глубь России.
Не сомневайтесь в нем, ибо его воинского таланта
Вы видите лишь первые плоды.

Однако кто были в ту пору Глинка и Давыдов? Всего лишь младшие офицеры, да и то бывшие в меньшинстве. В общем мощном антибарклаевском хоре голоса их не были слышны. Теперь против Барклая выступали все: народ, генералитет, офицеры, солдаты. Участились случаи, когда на приветствие военного министра и главнокомандующего действующей армией воинский строй отвечал гробовым молчанием! Армия, спасенная Барклаем, от Барклая отвернулась!

Не лучшее впечатление о нем сложилось и в Петербурге. Столица Барклая отвергла! Кризис доверия к нему достиг своего апогея!

Оставив Вязьму русская армия сосредоточилась на позициях у Царёва-Займища Барклай выразил твердое намерение дать здесь первое генеральное сражение, к которому он теперь стремился так же, как прежде уклонялся от оного, ибо цель, поставленная на ведение войны, была достигнута. Русская армия сохранена; армия Наполеона измотана, истощена, без баз снабжения, с необеспеченными и растянутыми коммуникациями, с подорванным моральным духом и самое главное — с радикально изменившимся соотношением сил, которое стало примерно равным!

Наступал момент истины!

Развернув бурную подготовку к предстоящей баталии, генерал от инфантерии Михаил Богданович Барклай де Толли еще не знал того, что произошло в те дни в Петербурге. А дело в том, что от поста военного министра и обязанностей по руководству действующими армиями он был отстранен.

Глава III

«Бросался ты в огонь, ища желанной смерти»

Нагрянул новый Тамерлан

И бранью тяжкою, ужасной,

Вломился в Кремль, как ураган;

И нет от сильных обороны;

Повсюду страх, повсюду стоны…

И загорается Москва…

Н. Шатров

Пребывание монарха в Петербурге в августе 1812 года было сопряжено с глубокими раздумьями. Поразмыслить же было над чем.

Беспрерывно отступая, русская армия оставила позади себя огромную территорию. Наполеон все более приближался к своей заветной цели — Москве. Становилось ясно: русский народ рассчитывается «за грехи» императора, за грубые ошибки, допущенные в подготовке к войне, за отсутствие единого, твердого руководства войсками.

«Самодержец, объятый ужасом, уже не был похож на орла». Перспектива «стать императором камчадалов» из бравады превращалась в явь!