У кочевников было иначе. В поисках кельтских дольменов в окрестностях Праги наткнулся на древнее захоронение Дольни Вестонице. «Красная троица»: женщина и двое мужчин, посыпанных красной охрой. Первый шаг к моногамии: их убили за нарушение племенного уклада, за свободу воли. Верность и преданность — разные вещи. Амазонки кочевников шли за своими мужчинами на охоту и на войну. И умирали рядом. Собственность на женщину появилась вместе с собственностью на землю: нужны работники в поля. Землю вскрыли плугом и заставили плодоносить, изнасиловали и женщину. От неё не ждали даров, не поклонялись ей — брали силой, как берут в руки бездушную вещь. И теперь она продаётся и предаёт. Отвернулась от нас, как отворачивается судьба. «Я — всё, что было, что есть и что будет…»[77] — с тех пор, как Богиню Земли отправили в изгнание на далёкую звезду Сириус, элевсинские мистерии сменила Пасха, а живородящее женское начало — воинствующий, властный и ревнивый тиран, не щадивший никого, даже сына, судьба не хранит нас, не носит под сердцем.
Там, в Египте, фараон был верховным жрецом, а жрицы — его наложницами. Кира украла моё имя, мою жизнь и отдала ему[78]. Маугли вернула мне меч и смерть воина. Не знаю, скакала ли она на коне амазонкой кочевников, но кровь атланта, держащего небо, пусть и на хрупких плечах, течёт по её венам. Они с Аморгеном вырвутся из города, потому что вдвоём. А всё, что есть у меня, — битая карта: туз мечей, рука, занесённая над лабиринтом. Пересадить бы смелое сердце Маугли Кире! Я пленён её плотью, её красотой. Красота Маугли банальна, как закаты над морем. Красота Киры непостижима, как звуки систра. Лунное золото в глазах, песок на ладонях, почва для моих корней. Маугли вылепила нас троих и тысячу раз повторила в разноликих статуях, но не лицо Киры. Её портрет не смог бы нарисовать ни один художник, но любой человек узнал бы в ней всех, кто был некогда близок, а сейчас далеко: маму, сестру, первую любовь. Кира — фазы Луны. Волоокая и неверная. Кошка, позволяющая гладить себя лишь тому, кто кормит. Испытующе смотрит на меня и ждёт, когда налью ей на блюдечко наше время. Думает, я ей должен. Аморген тоже выжидал непонятно чего, пока Маугли не заточили в башню. Мы четверо и правда похожи на карты. Они — светлая пара, мы — тёмная. Один в паре действует, а другой созерцает, не пытаясь помочь. С той разницей, что луч света всё же един, а тени падают на противоположные стены.
