— Не так. Я попытаюсь тебе объяснить, и ты, я думаю, даже сможешь это понять, если захочешь. Если перестанешь злиться. Мне очень понравилось твое письмо. Собственно, ты уже почти все сам в нем и объяснил.
— Ну-ка, ну-ка? — Я не понимал, к чему она клонит.
— Ну вот ты так красиво написал, что хоть ты и атеист по жизни, но когда ты смотришь на меня, то в этот момент ты веришь, что Бог есть. Что к моему созданию он определенно приложил руку. Потому что я — настоящее чудо, которое не могло появиться в результате тупой дарвиновской эволюции.
— Тааак… Я действительно так написал и я так ощущаю, — кивнул я. — И что из этого следует?
— Фишка в том, что эта искра она есть в каждом. И если ее найти и раздуть, то проникаешься любовью.
— Значит, она есть в каждом? То есть я не уникален, ты не уникальна, никто из нас не чудо, раз чудо есть в каждом. — Я поймал себя на том, что больно щиплю себя за бока, скрестив руки в позе Наполеона. Хорошо бы как-то лучше себя контролировать — наверное, это дико комично смотрится.
— Чудо есть в каждом, и от этого оно не перестает быть чудом. (Я чувствовал, что она начинает терять уверенность в аргументации.) — Если ты не можешь увидеть чуда во всем, то ты не увидишь его ни в чем.
— Короче, я понял. Ты меня не любишь.
— Люблю.
— Не меня.
— Люблю. Тебя, — упрямо повторила она.
Я молча положил на стол деньги, встал, опрокинув пластиковый стул, и вышел на набережную не оглядываясь. Не думаю, чтобы она пыталась меня догнать. Не то чтобы я хотел что-то продемонстрировать ей этой выходкой. Я просто ощутил, что не в силах продолжать этот разговор. Что я не выдержу больше ни одного слова — меня расплющит. Ведь я почти поверил ей, когда она сказала, что любит меня. Я сбежал.
Может, это и ничтожный повод для гордости, но я поставил себе большой и жирный «плюс» за то, что в этот вечер я не набухался. Хотя ситуация провоцировала. В последнее время вообще набиралось чересчур много провокаций такого плана. Но я не поддавался. Наоборот, я очень аккуратно и четко собрал чемодан, оплатил гостиничные счета и вовремя приехал на вокзал. Залез на свою полку купе и смог уснуть, не поддавшись искушению снова и снова пережевывать в голове события этих двух дней. Хорошо, что полка была верхней. Это как-то помогло почувствовать себя выше этого.
* * *
Я не ожидал, что за три недели моего отсутствия Тамара так сильно соскучится: когда я подходил к своим дверям, она уже сидела на ступеньках лестницы. Ждала. Не зря классик писал: «Пришла пора — она влюбилась». Видимо, в жизни женщины действительно есть такой период, такая
