«Третья заповедь: подопытные хомячки не должны голодать, иначе они исхудают и просочатся сквозь прутья клетки. Кормите своих маленьких питомцев!»
Кодекс исследователя был составлен. Тут я вспомнил кое-что еще про вчерашний вечер. Видимо, я был уже совсем невменько, потому что звонил маме и требовал у нее номер Танькиного мобильника. Она говорила, что не знает ее номер. «Так пойди к дяде Мурату и возьми!» — командовал я. «Иди проспись, сынок», — советовала мама. Чччерт! Вот это уже совсем лишнее.
Официант забрал пустую кружку и спросил, не стоит ли повторить. Я излишне резко отказался и попросил кофе. Не хватало мне только опять уйти в запой. Хватит. Такой опыт у меня уже был, когда я сидел один в Твери в пустой квартире, бухал и, ужравшись, звонил Таньке. Трезвым я не позволял себе такого. Наверное, я для того и напивался, чтобы разрешить себе позвонить ей несмотря ни на что. Кажется, каждый раз я говорил ей одно и то же: «Знаешь, когда мне плохо, мне почему-то хочется позвонить тебе. Только тебе». А плохо мне было почти постоянно. Так продолжалось месяца два. Пока у меня не хватило мозга позвонить ей трезвым и попросить (очень попросить) поменять номер телефона. И никогда мне его не давать. Даже если я буду умолять. Она выполнила эту причуду. Похоже, даже обрадовалась — к тому времени я, должно быть, изрядно поднадоел ей со своими ночными соплями из прошлого. Конечно, я еще пару недель заливался до макушки и пытался дозвониться до нее по старому номеру, который я до сих пор помню наизусть. А тогда он у меня вообще не выходил из башки. Потом я собрался. Через несколько месяцев уехал в Москву. И совсем прекратил пить — мне неприятно вспоминать то мое двухмесячное состояние.
Поэтому мне особенно не понравилось то, что я вчера так легко поддался на такую ничтожную провокацию, как объявление Олесей манифеста о независимости. Не надо мне таких флэш-бэков.
Сегодня я уже смотрел на ситуацию трезво. В сущности, не произошло ничего страшного. Очень типичная ситуация: у девки другой мужик. Довольно стандартный бизнес-кейс, хорошо описанный в специальной литературе. Взять хоть того же «Евгения Онегина»: Оля Ларина+Ленский+Онегин. Правда, описанный там выход из кризисной ситуации мне не подходит. И вот еще подходящий пример: «Горе от ума». Соня Фамусова и два ее мужика: Чацкий, который, прямо как я, шлялся где-то по командировкам. И Молчалин — карманный вариант поклонника. Как там у классика? «Душа здесь у меня каким-то горем сжата, // И в многолюдстве я потерян, сам не свой». Грибоедов, впрочем, так же как и Пушкин, не написал ничего дельного на тему «как вернуть бабу». И у Чацкого, и у Ленского не выгорело. Но и из отрицательного чужого опыта можно делать выводы.
