Через пару недель она получила бандероль и откровенно не знала, как на нее реагировать.
«Я как бы признательна, ты потратил на меня время и деньги, — писала она. — Но это совсем не то, что я хотела! Я даже не знаю, что мне думать по этому поводу. Что ты хотел этим сказать?»
«Отвечаю вопросом на вопрос. Скажи честно, что для тебя было более важно: чтобы я что-то купил тебе? Или тебе важнее было получить именно ту розовую безделушку в стразиках? То есть сформулирую иначе: ты просто хотела эту фигню, и тебе было все равно, как ее добыть, а я — просто один из возможных инструментов? Или ты хотела, чтобы я тебе что-нибудь подарил и эта штучка показалась тебе подходящим вариантом?»
«Я хотела, чтобы именно ты купил мне именно этот пояс. Знаешь, я бы не у каждого попросила такого подарка», — не задумываясь ответила она.
«А я не каждой подарил бы то, что прислал тебе».
Мы еще немного попререкались. Катерина и хотела изобразить обиду, и одновременно боялась зарваться и обидеть меня. Все-таки она не хотела меня упускать: не сомневаюсь, что в ее табели о рангах я проходил как довольно жирный гусь.
Месяц в Екатеринбурге пролетел одним днем. Возможно, потому, что это был май, а он всегда проходит слишком быстро. Даже упаковочники допекали меня не слишком сильно. «Кровавым» был только эпизод с увольнением бывшего начальника отдела спецпроектов. Напоследок он угрожал и даже натурально плевался в меня. Мне было его жалко, но я не мог сдержать смех.
Мы с Ленкой шлялись по разным местным культурным мероприятиям, она меня кое с кем знакомила, причем представляла всегда так: «Этот тот самый Денис Новиков, про которого я рассказывала». И многозначительно пучила глаза. Люди тут же начинали рассматривать меня с интересом. Я неожиданно обнаружил, что многие из них в курсе моего желания свести человечество назад к двум людям — новому Адаму и новой Еве. Некоторые даже читали тот самый пдф-овский документ, который полтора месяца назад сварганила Ленка под названием «Поворот времени вспять». Такая локальная популярность мне льстила. Мы много беседовали о загнивании, прогнивании, разложении, бесцельности, опустошенности, бренности, тщетности, бездуховности этого мира. Я чувствовал себя прямо каким-то Бегбедером, Бодрийяром или Уэльбеком. Тщеславие мое непомерно раздувалось, задавливая мозг. Естественно, я этого не замечал. Я ощущал себя немного киногероем. А ни один киногерой, к сожалению, не слышит тревожной музыки за кадром, когда дело начинает пахнуть керосином. Очевидно, в моем фильме тревожное треньканье ситара или гудение поющей чаши должно было раздаться на одной из тех загородных пьянок, которые для благородства называют иностранным словом «пикник». Разумеется, я не изменил своему правилу «никакого алкоголя». Я не пил. Но в компании выпивающих людей я почему-то и сам делаюсь каким-то хмельным. Как будто опьянение, как шизофрения, передается по индукции. Словом, я не был адекватен и осмотрителен.
