Мы встретились в полутемном подземелье бара в центре города. Было еще не слишком накурено, свет еще не сделали припадочно-моргающим, музыка тоже еще не вползла на дискомфортную громкость, выгоняющую людей из-за столиков и способствующую быстрой смене волн клиентов. Так что я смог не только хорошо рассмотреть Вадима, но и как следует запомнить его голос. Он действительно не был похож на свою фотографию на «Мамбе». Он определенно не выглядел красавцем. Но и таким ярко выраженным уродом, фотки которого выставил в своей анкете в Интернете, он тоже не был. Он был просто дико зажатым. Наверное, при другой манере держаться, иной мимике и жестах он мог бы сделаться обаятельным, как какой-нибудь Брандо или Депардье. Но ему не хватало именно этого шика свободы и раскрепощенности. Шика самодостаточности и довольства собою, которым покоряет Брандо. Наверное, рядом с человеком, которому он доверял бы и которого бы не стеснялся, он выглядел бы на порядок красивее. Мне показалось, что Вадим комплексует насчет своего внешнего вида. Впоследствии я убедился, что так оно и есть.
События, предшествовавшие нашему знакомству, были таковы, что я предпочитал слушать и поменьше говорить. Вадим, на удивление, оказался словоохотлив. С вербальной коммуникацией у него все было в порядке, в отличие от невербальной — он то и дело чесался, кусал губы и ковырял стол ногтем. Но слова связывал при этом очень складно. Он впаривал мне какую-то невероятную байку про то, что он и эта самая Тамара очень душещипательно переписывались через «Мамбу» больше трех месяцев. Переписывались неправдоподобно откровенно, нереально искренне, эмоционально. И эта связь, очень эфемерная и виртуальная, сделалась для него чрезвычайно важной и реальной. «Наверное, если бы я менее осторожно относился к словам, я даже мог бы сказать, что я влюбился. — Вадим нервно и необаятельно облизывал потрескавшиеся сухие губы со следами недавнего герпеса. — Но я довольно ответственно отношусь к словам. В конце концов, пока ты что-то не назвал любовью, ты всегда можешь обмануть по крайней мере сам себя. Ну и в самом деле — о какой любви может идти речь, когда ты ни разу не видел человека, не было никакого тактильного контакта и так далее? В конце концов, на самом деле это не больше, чем симпатия».
«Так ты ее ни разу не видел?»
«Ни разу», — мотнул он головой.
«Ну и зря. Она очень даже ничего».
«Не сомневаюсь. То есть я даже почти уверен, что в ее подлинной анкете были вывешены ее настоящие фотографии».
