Дядя Назар приезжал к нам в гости года два назад. На нем была военная форма с иголочки, скрипучие ремни. Отцу он привез новые командирские сапоги, матери — большой теплый платок в клетку, а мне подарил свою пилотку. Правда, она была великовата и лезла на глаза, но мать ее немного ушила, и получилось что надо. Хлопцы со всей улицы просили померять.
А еще он привез патефон с блестящей никелированной ручкой. Каждый день его ставили на раскрытое окно, и по улице разливалась песня:
У огурца-гурочка
Четыре листочка,
Не видала я милого
Четыре годочка.
Возле нашей хаты останавливались молодицы, девчата и, когда песня кончалась, просили:
— Иван, пусти еще разок!
И я снова принимался крутить блестящую ручку. Мои друзья стояли на завалинке и завидовали: им тоже хотелось хоть прикоснуться к патефону.
— Ой, доиграется он — не починишь, — беспокоилась мать.
А дядя только посмеивался:
— Ну и пусть! Новый купим.
Целый месяц я ходил за дядей, как привязанный. Эх, и насмотрелся тогда кино! А конфет поел столько, что Митьке и не снилось.
К нам часто приходила всякая родня. Все угощались, пели песни, а я, навострив уши, ловил каждое слово. Дядя рассказывал неохотно и все словно бы загадками:
— Жарко там было… Пока что их взяла…
Однако нет-нет да и удавалось мне услышать отдельные слова: «республиканцы», «фашисты», «Гренада»… Что они означают, я толком не знал, но догадывался — за ними скрывается что-то очень важное.
А отцу он сказал открыто:
— Был в Испании…
Одним словом, Митькиному брату до моего дяди еще далеко скакать.
— Ать-два, ать-два! Левой! — не унимается командир допризывников.
Полем идут нам навстречу девчата и женщины с мотыгами. Они собрались на обед. И тут парни не выдержали, запели:
Если завтра война,
Если завтра в поход,
Если темная сила нагрянет…
А девчата в ответ:
Скоро в армию поедет
Мой миленок дорогой,
Но два года — не неделя,
Мне полюбится другой.
Девчата поют громче — нашего запевалы почти не слышно. И тут мы с Санькой пришли допризывникам на помощь:
Как один человек,
Весь советский народ
За великую Родину встанет.
Сил не жалели. Получалось хоть и не очень складно, зато громко.
Когда я заметил свою бабушку, прятаться было уже поздно.
— А тебя куда это несет, дьяволенок?! — закричала она на все поле.
— Баб, стрелять! — не растерялся я.
Ну и расходилась же она: и мать дома больная, и кур из проса выгнать некому, и за кабанчиком приглядеть, чтоб не залез в чужой огород, тоже некому. А мне только бы шляться невесть где да бить баклуши. Вот вернусь домой — отец мне настреляет.
