В вестибюле Тео развязывал большой кожаный мешок, который нес за спиной. Вид у него был сияющий и загадочный, будто у фокусника, собирающегося исшляпить кролика.
— Коньки. Ну, у вас ведь за домом озеро, правда же?
Миссис Граус разволновалась и встревожилась. А вдруг лед еще слишком тонок, что, если он проломится и мы утонем? Как она тогда оправдается перед матерью Тео? Мне показалось, что ее больше беспокоит это, а не наша вероятная гибель, и не совсем мудро с ее стороны нам это показывать. Но промолчала. Разумеется, никто не волновался о том, как оправдываться перед моей матерью. И весьма показательно, что миссис Граус не упомянула, что моя смерть могла бы огорчить дядю: мы обе знали, что уж он-то не стал бы горевать.
Хорошо еще, что неподалеку случился Джон: он зачем-то шел по коридору, услышал и вмешался. Он уверил миссис Граус, что мальчишкой каждую зиму катался на коньках в этих краях и что в это время года толщина льда уж никак не меньше фута. Он пообещал, что будет сопровождать нас и, по настоянию миссис Граус, тщательно осмотрит всю поверхность озера «на случай, если там окажутся трещины» — правда, услышав последнее, Джон округлил глаза и усмехнулся у нее за спиной.
К моему великому удивлению, особенно после бесчисленных падений и то-и-дельных снегопоскальзываний, Тео оказался искусным конькобежцем. Надев коньки, он преобразился. С раннего возраста, как он поведал мне, он ежегодно тренировался в Центральном парке Нью-Йорка и теперь то носился по озеру с головокружительной скоростью, то, двигаясь плавно и изящно, демонстрировал повороты, вращения и скольжение. Он напомнил мне лебедя, который неуклюже, вперевалку передвигается по суше, летает низко и тяжело, с трудом отрываясь от земли, зато с удивительной грацией безмятежно скользит по воде. Полагаю, для Тео было великим облегчением оказаться на замерзшем озере, где ему нечего было задевать и ронять, тонконогие столики и хрупкие чашки не мешали рукам, а ковры не подворачивались под ноги.
Мне, напротив, задача никак не давалась. Ноги были полны решимости разъезжаться в разные стороны, голову притягивал лед, и она постоянно пыталась отвесить ему поклон, а нижняя часть туловища норовила занять сидячую позицию. Но Тео был добр и терпелив, помогая мне. Здесь он становился другим человеком, уверенным в себе: он поддерживал, объяснял, управлял мной, как я управляла им на твердой земле. Постепенно у меня начало что-то получаться, а приблизительно через две недели я уже могла продержаться на льду десять минут, не спотыкаясь и не
