Тут он по обыкновению делает перерыв, но только для того, чтобы справиться с приступом волнения. Склоненная набок голова дробно покачивается, точно Саблин захватил зубами гвоздь и силится его выдернуть.
— Эп-эп… Эп-пигоны, черт бы нас побрал!.. Копируем друг друга, сдираем нещадно, а до остального — трын-трава. Что скажут о нас, что подумают потомки! Н-н-никому нет дела! — Саблин ругает не автора, а себя, всех писателей-современников. Прочитанную вещь он забывает, она служит ему толчком, поводом для длинного и страстного монолога «О литературном мелководье, холодном штампе, о волнах какого-то неслыханного меркантилизма». Кончает он всегда буйно, неистово. Мучительно «дергая гвозди», багровея до последней крайности, он поднимает кверху кулаки и кричит: «Т-т-олкуем о месте литературы в жизни! Где оно, наше место? В драке!.. Дай по морде реализму или признанному гению, тогда тебя услышат, о тебе скажут: «Новатор!».
О племяннице Белов не думал. Вспомнил о ней, когда в небе появился самолет.
— Летит, Павел Николаевич, смотрите!..
Действительно, в просвете между облаками появился «АН-10» — толстобрюхий, сереброкрылый. Не прошла и минута, как самолет, разрывая воздух четырьмя спаренными винтами, рулил по летному полю. Остановился посредине аэродрома. Катя и Павел Николаевич пошли навстречу пассажирам. Они видели, как от толпы отделилась высокая девушка с красной сумкой через плечо и побежала по мокрой от дождя бетонной полосе.
— Майя! Вон Майя! — сказал Павел Николаевич, показывая на девушку, и в знак приветствия поднял руки.
Туфли-лодочки, как перепелки, летели над бетонкой. Узенькая коричневая юбка мешала бежать, светло-желтая кофточка раздувалась парусом. Когда Майя была уже в нескольких шагах, Катя разглядела маленькое круглое личико девушки и высокую копну коричневых волос.
— Дяденька Павлик!..
Майя бросилась дяде на шею. Правая нога, как у шалуна-мальчишки, вскинулась назад, да так резко, что туфля слетела с нее и упала возле Кати. Когда порыв родственных чувств схлынул, девушка вставила ногу в туфлю, повернулась к Кате. В замешательстве задержала на ней взгляд выпуклых синих глаз. Взглянула на Павла Николаевича, потом снова на Катю. Кокетливо спросила:
— Это моя тетя? Донбассочка?
Павел Николаевич взял за руку смутившуюся Катю, подвел к ней племянницу.
— Катя Соловейко — студентка института. Ты будешь жить с ней в одной комнате.
Пожимая руку москвички, Катя испытывала неловкость. Красота Майи, ее тонкий, со вкусом подобранный наряд подчеркивал неказистость Катиного вида, провинциальность ее туалета.
