Хорошо помню мой первый прыжок с парашютом в училище. Нужно сказать, что после неудачной попытки освоить набегом парашютное дело, перелома и больницы у меня появилась боязнь земли. Я боялся не прыжка, не полета в воздухе, а именно приземления. В конце сентября мы закончили теоретическую подготовку, и командир роты объявил, что теперь переходим к практике. Рано утром нас подняли по тревоге. Плетнев отдал команду: «Хромые и немощные, на склад парашютно-десантного имущества для загрузки парашютов».
Рота без парашютов должна была добираться до парашютодрома. По дороге несколько раз мы развернулись в боевой порядок, отразив атаку мнимого противника. По прямой до парашютодрома три километра, а мы пробежали вдвое больше.
Поскольку первый прыжок положено было совершать без оружия, то мы сложили его на поле и сдали под охрану. Надели парашюты типа Д-1-8, в просторечии именуемые «Дубом». Такое название они получили из-за того, что были громоздкими, тяжелыми, один перкалевый купол весил 16 килограммов да плюс еще семь килограммов запасной парашют.
На поле стояла готовая к взлету эскадрилья АН-2. В самолет садились по девять парашютистов и десятый выпускающий. Все это время, когда готовился, прыгал и летел, меня сверлило одно тревожное чувство — чувство земли. Я не думал о прыжке, не сомневался, что парашют откроется, Д-1-8 при принудительном раскрытии предельно надежный парашют, хотя неуправляем, и приземлиться можно было только там, куда занесет. В голове — одна мысль: «Как я приземлюсь?..» Мне казалось, что опять должно произойти что-то непредвиденное. Совершенно спокойно, почти автоматически я толкнулся левой ногой и прыгнул в рассветную осеннюю прохладу. Чем ближе был к земле, тем больше страх. Повезло. Я приземлился на сухое, слегка кочковатое, очень мягкое и удивительно уютное, как мне тогда показалось, болото. Психологический барьер исчез как-то очень просто и ненавязчиво. Позже всякое бывало, но такого страха перед землей, как на втором прыжке, я больше никогда не испытывал.
Полтора месяца до середины октября бегали мы марш-броски и кроссы. На фоне всеобщей попутной физической тренировки. Это когда в баню бежишь моешься, в бане — моешься и из бани бежишь — моешься. Главное воспоминание того периода — это непроходящее чувство голода. И кормили, в принципе, неплохо, и чайная работала, но все постоянно были голодны. Пока не втянулись. Такая насыщенная спортивно-спартанская жизнь привела к тому, что 17 человек из роты написали рапорта и были отчислены. Зато оставшиеся приобрели шкуру и пятки носорога. Произошла естественная селекция: все, кто погнался за легкой романтикой красивой офицерской жизни, отсеялись, рота сплотилась, и через полтора месяца это были уже другие люди, готовые к трудностям и испытаниям.
