- Говори! - почти крикнула Елизавета, капризно топнув ногой... - Могу ли я выпустить тебя из дворца, пока не откроешь мне все оное воровство?!
Слепой съежился. Испугался. Лицо царицы стало жестоким.
- Говори! - прошипела она, испугав даже свою мамку.
Слепец, еле переводя дух от страха, продолжал:
- Шетарди называл тебя, матушка-государыня, неблагодарной и того хуже. Похвалялся: будто бы милостию своего короля он тебе денег передавал несть числа, когда-де ты была принцессою, а на те деньги якобы ты овладела царскою короною. Говорил он, что ты тогда была бедная, одинокая и льстилась к нему. И он тебя жалел. А Грюнштейн каялся в том, что водил гвардейцев в Зимний дворец для тебя... Обижается он на твоих вельмож... Не для них, мол, мы старались, а скипетр им попал... После опять говорил Шетарди... Смеялся над Сенатом.
Слепец закашлялся, хрипло произнес: "Не могу".
- Не тяни! - топнула на него Елизавета.
Слепец продолжал:
- А потом, когда стала царицей, обманула-де и короля французского, не заключая с ним союза, обманула и его, Шетарди, а он-де близко сошелся в те поры с особою твоего величества... После сих речей он спросил Лестока: "Рыхловского тоже оттерли от двора?" Лесток сказал: "Спросите его самого, он сидит тут же!" Все стали кричать наперебой, спрашивать поручика Рыхловского.
Елизавета побледнела. Опустилась в кресло.
- А поручик что?!
- Он вскочил со скамьи, стукнул кулаком по столу и крикнул: "Подлые речи слушать не желаю! Про царицу клеветать не дозволю! Достоит ли офицеру позорить клеветою какую ни на есть женщину, а не токмо матушку-императрицу?!" И, хлопнув дверью, поручик ушел. Его пытались задержать, но не смогли. После его ухода граф Лесток сказал: "Теперь он опасен. Надо его застрелить!"
Слепец заупрямился: "Не могу, не могу больше!.. Не губи, красавица-государыня! Не заставляй хулу на тебя устами моими повторять?.."
Елизавета вынула из шкатулки пригоршню золота и отдала слепцу.
- Говори! Я должна все знать, а после ты сыграешь мне пиесу... Будешь награжден мною за свою музыку и за свою правду.
Жалобным голосом продолжал слепец:
- И сказал Шетарди, якобы женщины такие, да еще коронованные, имея власть великую над мужчинами, не могут удовольствоваться единым мужем, хотя бы и законным, тому-де свидетельством являются истории многих дворов. И называл он Елизавету Великобританскую, и поминал Марию Стюарт и всяких иных заморских цариц, у всех-де были любовники, и все-де тем промышляли, ища себе поддержку среди войск и царедворцев. И спорили они о том, чья фигура лучше и лицо также, царицы или жены морского генерал-комиссара Лопухиной. Лилиенфельд и Грюнштейн сказали, что, по их мнению, всеконечно, Лопухина много прекраснее вашего императорского величества и много лучше танцует менуэты, чем ты, царица.
