На этой мысли зазвонил телефон, и я взял трубку. Пьер звонил по моей просьбе: я оставил сообщение на автоответчике. Теперь я уже нисколько не сомневался, что звали его вовсе не Пьером, но, если тебя связывают с другим человеком деловые отношения, без имени никак не обойтись, а поскольку человек этот — француз и живет в Париже, имя Пьер представлялось удачным выбором. Со своей стороны, Пьера совершенно не волновало, как я его называю, — при условии, разумеется, что он получит свою долю как с каждого переданного мне заказа, так и с реализации украденных вещей.
— Чарли, ты хочешь предложить мне какое-то дело в Амстердаме? — начал он.
— Возможно, — я откинулся на спинку стула и положил, скрестив, ноги на стол. — Хотя все зависит от тебя, Пьер. Точнее, от того, могу ли я тебе доверять.
— Чарли, пожалуйста. Мы — друзья. Мы не можем так говорить друг с другом.
— Обычно — не можем. — Я посмотрел на роман Хэммета под стеклом. Висел он низко, так что я мог дотянуться до него рукой. Что и сделал, поправив чуть перекосившуюся рамку. — Но я слышал, что ситуация изменилась. Мое имя от тебя теперь может узнать кто угодно.
На другом конце провода молчали. Я стер со стекла пылинку.
— Американцы, Пьер, — уточнил я, — поклонники моего таланта. Тебе это что-то говорит?
— Чарли…
— Не торопись. От твоего ответа многое зависит.
— Он тоже друг, — осторожно ответил Пьер. — Давний друг. Он хотел лучшего специалиста, какого я только могу найти в Нидерландах. А ты лучший, Чарли.
— Это вдохновляет. Он сказал тебе, на что нацелился?
— Нет. Я предложил ему связаться с тобой, но он не пришел от этого в восторг.
— Почему?
— Он не сказал.
— Ты знал, что он вор?
— Разумеется. А как иначе мы могли познакомиться? — В голосе Пьера послышалось искреннее недоумение.
— И тебе не показалось подозрительным его желание нанять кого-то, а не сделать все самому?
— Если на то пошло, показалось. Но у многих людей наступает момент, когда им недостает уверенности и они не могут идти на дело.
— Ты решил, что это тот самый случай?
— Двенадцать лет — долгий срок, знаешь ли.
Я выпрямился, плотнее прижал трубку к уху.
— О каких двенадцати годах ты говоришь, Пьер?
— Ты не знаешь?
— Не знаю чего? Он сидел?
— Он тебе не сказал?
— Нет. — Я схватил ручку, проверил на верхней странице моей рукописи, пишет ли она. — За что он сидел?
— Убил человека.
— Он убийца?
— Нет. Этот человек… он попытался изобразить героя… остановить Майкла, уносящего бриллианты.
