Тяжело дыша, Иван Васильевич вновь сел в кресло. Голова его устало опустилась на грудь. Едва слышно он прошептал:
- Перемирие! Так ли это?!
Годунов отошел к окну, отвернулся, услыхав прерывистый шепот царя.
За окном тихий отдаленный благовест. Наступали сумерки. Кремлевский двор опустел. Вчера один мужик говорил на царевом дворе, что в деревнях хлебами довольны. Годунов вспомнил об этом. Такой невзрачный, маленький, общипанный какой-то мужичонко, а говорит с таким достоинством об урожае. Урожай! Его с трепетом ждет вся Русь. Истомился народ от голода и мора. Обнищал от войны.
- Ты о чем при царе задумался, Борис? - раздался тихий, прозвучавший подозрительно голос Ивана Васильевича.
- Думаю о хлебе... Народ ждет урожая...
- И я жду его...
Царь, как бы ухватившись за какую-то сокровенную мысль, воскликнул торжествующим голосом:
- Хлеб сильнее всех владык в мире! Чудно!
Помолчав некоторое время, он усмехнулся:
- Мы по вся дни чего-то ждем... Вон мои бояре, почитай, два десятка лет с лишком ждали, когда я умру, а я все жив, пережил многих ожидальщиков. Я тоже ждал, когда же буду править царством... как хочу! А вот видишь... До сей поры жмут меня бояре. Они переживут еще многих царей. Боярская Дума - сила! Разве ее переживешь?! Но то, чего я жду, - будет, будет!
И опять шепотом, едва слышно произнес:
- Боярской Думе я вынужден пока поклониться... Вяземский, Басмановы, Грязные, Малюта!.. Царство небесное! Нет уж их! Да и помогли ли бы они царю ныне? Не то время. Их время ушло.
Царь приподнялся и помолился на икону.
- Да. Нагрешила вдосталь моя опричная дружина. Бог с ней! Жаль Малюту, храбрый и верный был рыцарь. Такие люди на своем куту не умирают. Изрубили его проклятые немцы.
С мягкой грустью в голосе Годунов ответил:
- Позорят его, сыроядцем величают, а того не возьмут в толк, что своею смертью Григорий Лукьяныч пример любви к родине показал... Первый взошел на немецкую крепостную стену, бился до последней капли крови... Пал, как честный, бесстрашный воин. Его смерть охрабрила войско, и крепость была взята... Я слышал злоречие и хихикание даже по сему случаю.
- А ежели божья воля явится убрать и меня? То-то шуму будет! И многие из моих ближних вельмож отрекутся от меня... И, как сказано у пророка Ездры: "возгласят "аминь!", и поднявши руки кверху, припадут к земле и поклонятся господу!" Будут благодарить его, что убрал неугодного им царя. Подойди!
Годунов приблизился к царю.
