Всю ночь не спал парень, раздумывая, как бы людям добиться правды в государстве.
"Пошто томлюсь? - тянулось у него в мозгу. - Пошто держат меня в этом чертовом погребе, в этой паучьей берлоге? Да еще, гляди, батогами бить учнут. На съезжий двор поволокут, а там известно: либо кнутом, аль огнем, либо дыбой... Без молитвы, без покаяния богу душу отдашь! Обидно!"
Утром Андрейку наказывали батогами; били так, что он до своего чулана, куда его снова ввергли, едва дошел. На съезжей он видел многих людей, которых били: кого батогами, кого кнутом, видел он и таких, которых привешивали за ноги к дыбе. Навсегда, кажется, останутся в памяти налитые кровью глаза, свесившиеся космы волос, синие ноги и руки, стоны. А эти проклятые черти тянули за руки несчастных книзу, к земле. Ах, как хотелось Андрейке в ту пору вскочить, убить наповал мучителей и снять с дыбы мужиков!
Так и решил: поведут его еще раз на съезжую, чтобы пороть, он выхватит саблю у стрельца и перебьет всех катов.
Вечером чулан снова отперли. Пришел десятский и объявил Андрейке, что получен приказ освободить его и отвести на обучение к свейскому мастеру.
Избитый, в синих рубцах, Андрейка послушно побрел за десятским.
- И что же вы со мной делаете? - сказал он дорогой. - И как же вам не грешно?
- Э-эх, куманек, живи себе молча, лучше будет, - усмехнулся десятский.
- Гляди сам. Живого места нет...
- Худо, братец, худо! Что делать?
Свейский мастер, которого все звали Ола, встретил приветливо. Он был хотя еще и не старый, но уже сед как лунь. Голубые глаза смотрели ласково. Андрейка ободрился, подошел к нему.
- С богом! Ходишь себе! Ничего! - сказал Ола.
Было у Петерсена под рукою несколько мужиков. Тоже молодые, сильные ребята.
Один спросил тихо Андрейку:
- Окрестили?
Андрейка не понял вопроса. Тогда тот же мужик сказал:
- Новичков всех так. Ты не один.
Андрейка сердито огрызнулся. Ему хотелось забыть о кнуте.
- Зашибленное заживет, а телячий хвост все одно языком не станет.
Швед начал усердно учить Андрейку литью и ковке пушек и ядер.
Все пушки осмотрели молодые пушкари, а с ними и Андрейка.
Швед разделил орудия на полевые и мортиры. Первые он назвал "польными делами", вторые - "делами огненными".
Он рассказал, что пушки льют в нынешние времена большей частью из бронзы, но лучше было бы их лить из красной меди.
- Она крепче, лучше, - объяснил он молодым пушкарям, - но ее мешают завозить в Москву немецкие, шведские и польские пираты.
