Иван Грозный (Книга 1, Москва в походе) | страница 5



- Чего же ты? Каши, что ли, в рот набила? Чего молчишь? Ай не слышишь? Кто виноват?

Агриппина вздохнула.

- Милостивый батюшка! Уволь! Мне ли мудрить?

- Уж не забыла ли ты московского щеголя?

Колычев некоторое время смотрел на нее подозрительно. Потом самодовольно улыбнулся. Никакого лукавства в ее лице он не подметил.

- Такой случай поймет и баба, - ухмыльнулся Колычев, отвалившись к стене и широко расставив ноги. - Царем-государем, - бог с ним, - великая обида учинилась на Руси. В каждой царской грамоте видим мы свое боярское посрамленье. Всех валит в одно: и бояр, и дворян, и детей боярских, и попов, и посадских людей, и пашенных мужиков - "черный люд"... "Ко всем без отмены, чей кто ни буди"... Как то понять? Требует царь, дабы все мы в дружбе жили, "меж собой совестясь, все за один"... Как же это так? Стало быть, боярин и пашенный мужик вместе выбирать себе судей станут? Гоже ли то? А? Скажи на милость! Не обидно ли?

Для Агриппины не было ничего мучительнее, чем эти вопросы. Как ответить, когда и в самом деле она ничего не понимает в царских грамотах? Да и бояре-то плохо разбираются, что к чему. Запутались!

- Стало быть, Иван Васильевич по-божьему чинит сие управство? Стало быть, холоп, мужик и вотчинный владыка, князь либо боярин, - одно и то ж? Так, што ли? Ну, отвечай! Чего же ты? О чем думаешь?

- Батюшка ты мой, государь родимый! Бабий ум короток, где ж нам? плачущим голосом взмолилась Агриппина.

- Еретики! Лихо вам! Лихо вам! Не быть по-вашему! - крикнул Колычев, погрозив кулаком в окно.

Лицо его раскраснелось, глаза позеленели, голову он втянул в плечи, как рассерженный филин.

- Наша власть на молитве да на воинском дородстве возмужала. Попробуй, побори ее... Я здесь хозяин, - прохрипел Никита Борисыч. - Мы! А писака некий царю челобитную подал... "вельможи-де не от коих своих трудов довольствуются. Вначале же потребны суть ратаеве*. От их бо трудов едим хлеб". Слышь, что ль? Пересветов Ивашка сунул царю противу бояр челобитную! Все учат царя, а он слушает. Не к добру то. Бобыля все одно живым я из овина не выпущу... Вон князь Данила расковал такого-то... а он в Москву, со словом на своего же господина. Худо пришлось Даниле... Объярмили боярина. Тяглом объярмили в цареву казну. Чего молчишь? Аль онемела?

_______________

* Р а т а е в е - крестьяне.

Агриппина была женщиной чувствительной, любила поплакать. Это выручало.

По щекам ее поползли слезы. Она уже пролила тайком от мужа не одну слезу, только не о парне, посаженном в сарае на цепь, а о том красивом молодце, который только что уехал из вотчины опять в Москву. Он такой смелый, такой сильный и ласковый. Как же тут не поплакать?