гигантская змея обвила не менее грандиозное здание продуктовый ангар Андреевский. Жирная лента из надутых гелием красных и синих шаров выглядела уж слишком похожей на натуральную мега-змею. Да, по-моему, ей с недавних пор и являлась. Змея из шаров сжимала гипермаркет, по диагонали делая его выше и намного короче в длину. Змея из шаров душила, обреченную на погибель жертву, где жертвой был не кролик или мышь, а целое здание, наполненное редкими покупателями и хаосом проклевывающегося сквозь реальность Сдвига.
На улице, с разных сторон доносились то рев сирен пожарной команды, то разноголосица автосигнализаций, то удаленные крики людей, хотя в последнем я не уверен. А то вдруг возникали всплески неожиданного технологического шума, мне показалось, что я слышал приглушенные выстрелы и очень далекий детский плач вернее некие истомные завывания. Кругом смрадно воняло тленом и сыростью, асфальт в некоторых местах покрывал толстый слой фиолетовой слизи, такие лужи-кляксы я осторожно обходил, стараясь не коснуться их обувью. О боже как удачно, что я надел армейские ботинки говнодавы. Слизь вызывала неподдельное опасение, почему-то мне казалось, что слизь эта, скорее всего кислота. Я о таком слышал, меня на мякине не проведешь…
С красным лицом, взмыленный, как конь, я мчался домой, где как мне тогда казалось я смогу спрятаться и переждать все, чтобы не происходило. Всему этому нет никакого логического объяснения кроме уже порядком набившего оскомину слова Сдвиг. Три квартала на запад мимо остановки и через пару строений я дома.
Тягучая атмосфера улиц словно засасывала вглубь переулков. Между домов что-то неясное собиралось в кучи, темнело нездоровым фиолетовым оттенком. Будь это художественный фильм, то здесь зазвучал бы тревожный католический хорал. Но так как это не фильм, а реальная жизнь хоральная фуга зазвучала в измученном опасностями мозге корректора.
Местами асфальт был каким-то приторно мягким, местами пружинящим — шаги не издавали звуков. Корректор осторожно ступал, по этому, практически натуральному тесту, старому, чуть ссохшемуся бездрожжевому тесту. Здания вокруг стали неровными кое-где покосившимися, в некоторых случаях это бросалось в глаза, строения, видимо потеряли жесткую структуру и плавились. Вернее будет сказать — начинали таять, сначала набухая изнутри материалов слизью, затем склоняясь на бок, как растаявшее от жары мороженное или легкий воздушный десерт. Преодолевая метр за метром, чувствовал, что густота воздуха, заметно разнилась. В одних местах воздух разряженный, высокогорный с минимумом кислорода и становилось тяжело дышать, кровь молотками стучала в ушах, появлялись темные круги в глазах, повышалось кровяное давление, было трудно идти. В других невидимых областях до озноба пробирал
