— Нет, брат, не могу, — ответил Лютиш, сердце которого даже от крови и от разбоев не так очерствело, как у Маруна от жадности и богатства.
Марун, однако, все не отстает, и бес в торбе ему тоже шепчет-нашептывает. Бес в торбе Маруновой видел, что ему первому удастся старца Вещего со света сжить и тем великую похвалу Бесомарову заслужить.
Уговаривает так Марун Лютиша, а Лютишу никак не хочется своей рукой убить деда. Но вот сговорились они наконец и порушили в тот же самый вечер подпалить старую избу. Пускай, мол, сгорит она, а в ней сгорит и старец.
Когда перед вечером все стихло на прогалине, отослали братья обоих батраков в лес сторожить западни. А сами подкрались к избе дедовой, заложили дверь снаружи тяжелым клином, чтобы дед не мог выйти из избы, и подпалили избу со всех четырех углов.
Сделав это, отошли они подальше в гору, чтобы не слыхать дедовых стонов. И тут же сговорились обойти все нагорье, все как есть, чтобы вернуться только к утру, когда все кончится — сгорит и дед и изба.
Отошли они, а огонь помалу стал разгораться и лизать углы избы. Но тверды, как камень старые ореховые бревна, лижет их пламя, облизывает, а охватить не может. Только поздно ночью загорелась одна лишь крыша.
Проснулся старец Вещий и видит — горит над его головой крыша. Поднялся он и пошел к двери; пробует отворить, а тяжелый клин ее снаружи держит. Догадался он сразу, чье это дело.
— Ох, дети мои, несчастные! — говорит старец, — сердца свои опустошаете — пользы себе все ищете. Но смотрите: многого вам еще надо, а сердца ваши уже до дна опустошены, коли вот деда и родную избу палите.
Подумал так дед Вещий про Маруна и Лютиша и тут же перестал о них вспоминать и скорбеть, а отошел, сел и спокойно стал ждать смерти.
Сидит он так на сундуке и вспоминает всю свою долгую жизнь. И ни о чем, что было в его жизни, не жалел он, тяжело ему было только одно, что вот в смертный его час нет возле него Потеха, возлюбленного его дитяти, единственной его радости.
Думает он так свою скорбную думу, а крыша избы вся уже огненным столбом пылает.
Загорелись и прогорели стропила, трещат в огне потолочные балки.
Прогорели, сломались и рухнули внутрь избы и стропила и балки. Охваченные пламенем валились они и падали вокруг старца. И окружило пламя старца Вещего. А сквозь разрушенную крышу видит он, как в небе утренняя заря занимается.
И встал старец Вещий на ноги, воздел очи и руки свои к небесам и ждет, когда огонь унесет с этого света и его, старика, и его старую избу.
