— Н-нет, — пробормотал я, — но отчего вы не заговорили с ним и не дождались меня, чтобы предупредить?
— Действительно, Уотсон. Признаюсь, мелодраматическое послание возникло из моего пристрастия к театральным эффектам. Но какая опасность грозила вам в переполненном вестибюле самого известного американского отеля? Наш преследователь, несомненно, ещё объявится, и, судя по тому, что он не слишком умело прячется, полагаю, мы без труда отыщем его, когда потребуется.
С этими словами Холмс подошёл к буфету, на котором стояла бутылка вина.
— Хересу? — предложил он.
— Отпразднуем встречу, — согласился я и, взяв у него бокал, пригубил сладковатое вино.
— Не такой крепкий, как обычно, а, Уотсон? Амонтильядо. Считайте это подношением мистеру По [27]. Мы теперь в его краях, и что бы я ни думал о логических рассуждениях мсье Дюпена [28], его вкус в части хереса не вызывает у меня нареканий.
— Кстати о «его краях», — сказал я. — Что вы здесь делаете? Разве вы сейчас не должны быть в Англии?
— На самом деле, дружище, мне повезло. Давайте сядем, и я вам расскажу, что успел узнать.
Мы уселись на обитые бархатом стулья возле низкого круглого столика в центре комнаты. Обычно вдали от своих книг, любимых химикатов и творческого беспорядка Холмс чувствовал себя неуютно. Однако теперь мы словно очутились в своей старой гостиной. Сунув руку в карман халата, Холмс достал оттуда трубку из верескового корня, набил её грубым табаком, зажёг и глубоко затянулся. Мгновение спустя он выпустил большое облако голубого дыма, быстро наполнившего помещение знакомым едким ароматом. И впрямь, если бы мы закрыли глаза, то без труда могли бы мысленно перенестись в свои мягкие потёртые кресла на Бейкер-стрит.
— Начну с того, Уотсон, — произнёс Холмс, — что сестра Голдсборо и её супруг вернулись в Англию на следующий день после вашего отъезда. Они прибыли на неделю раньше. Кажется, чиновника, которого дипломат собирался посетить в Риме, там уже не было. Благодаря Майкрофту мы смогли поговорить в Лондоне в прошлую субботу вечером, так что мне не пришлось ехать в Ноттингем. Я попросил одного пасечника присмотреть за моими пчёлами и в воскресенье отплыл из Саутгемптона. И вот, спустя семь дней, я здесь, перед вами, в Нью-Йорке. Чудеса современного мира!
— Превосходно, Холмс! А разговор с этими американцами что-нибудь прояснил?
— Давайте вспомним, Уотсон, что мы узнали от братца Майкрофта о мистере Фицхью Койле Голдсборо. Помните, Голдсборо очень любил музыку и свою скрипку?
