Я обернулся и увидел графин с питьевой водой, стоявший на полке сразу за лестницей, слева от меня. Я метнулся туда и, чтобы достать его, хотел пройти под лестницей.
— Стойте! — взревел Бьюкенен. — Вы спятили — лезть под лестницу?
Я обогнул лестницу, принёс воду и затушил огонь. Только тут я заметил, что всё это время Херст преспокойно сидел на месте, даже рук не расцепил.
Бьюкенен погасил сигару, а Херст в это время объяснял:
— Милл, может, и смыслит в политике, доктор, но у него, как и у Филлипса, свои странности. Он суеверный малый.
— А, подкова над дверью, — вспомнил я.
— Точно, — подал голос Бьюкенен. — Дугой вниз, чтоб удача не отвернулась.
— Поверите ли, — сказал Херст, — пару недель назад он заставил меня отменить политическое выступление только потому, что оно было назначено на пятницу, тринадцатое!
Бьюкенен сунул несколько листков в лужу на столе. Херст посмеивался, не обращая внимания на запах жжёной бумаги, распространившийся по комнате. Затем, посерьёзнев, он вернулся к прежней теме:
— Филлипс не желал, чтобы ему поручали «Измену». Вот что самое забавное во всём этом. Он хотел, чтобы эта работа досталась кому-нибудь другому. Говорил, что он уже писатель, а не журналист, когда я попросил взяться за неё. Если хотите знать моё мнение, это всё его сестрица. Филлипс сказал, его нельзя беспокоить. Говорит: «Пусть это делает Уильям Аллен Уайт». А я ему: «Назови свою цену». Мне нужен был Филлипс. Он говорит: «Вы не заплатите, сколько я хочу». «Посмотрим», — говорю. И он назвал цену (сдаётся мне, блефовал, чтоб избежать задания). А я таки принял его условия. Остальное вам известно. Но знаете, я думаю, он до конца жизни считал, что писал те статьи, чтобы сделать себе небольшое состояние.
— Короче говоря, писал неправду, — добавил Бьюкенен.
— Да, немного преувеличивал, — согласился Херст. — Но назовите мне хорошего газетчика, который этого не делает.
Я хорошо понимал, каковы представления мистера Херста об ответственной журналистике. Жёлтая пресса, которую многие считали истинной виновницей Испано-американской войны на Кубе, по общему мнению, была создана человеком, сидевшим напротив меня. Некоторые знали его под прозвищем Жёлтый Малыш [21].
— Время от времени, — продолжал Херст, — мне самому приходилось вмешиваться и смягчать обвинения Филлипса. Но в целом они были точны, ведь наши юристы не дремали. А если государство заставило мистера Бьюкенена уйти с поста, то кто я такой, чтобы спорить с этим? В то же время я распознал его способности и политическую хватку. Как говорится, «усопшему мир, а лекарю пир». Может, он уже и не сенатор, но это не значит, что на пути к президентскому креслу я не могу воспользоваться услугами умелого политика. Я хорошо ему плачу, чёрт возьми. У каждого есть своя цена. Таким образом, Миллард здесь вроде как вместо Филлипса.
