-- Иван Максимыч! Кваз! -- окликнули Батю из соседнего прохода. -- Айда чай пить!
Володька даже не понял сначала -- кого зовут, никто не обращался к Бате по имени-отчеству. А он еще и Иван Максимович, гражданин СССР, уже и Иван Максимович, заработавший отчество годами и авторитетом...
Пошла по кругу эмалированная кружка с чифиром. Каждый, по очереди наклоняя стриженую голову, делал два обязательных глотка и передавал сидящему рядом по часовой стрелке -- таков ритуал. Кружек в бараках всегда не хватало, и так уж повелось по неписаному закону -- пить из одной и обязательно по два глотка. И это чаепитие сближало людей как в добрых, так и в злых помыслах.
-- Слышь, Максимыч, наш начальник отряда новый, Медведев, подстреленный, -- хихикнул шут Крохалев, -- замполитом раньше служил, не хухры-мухры. Рука-то в локте, видел, не сгибается -- с фронта, говорят. Герой... Мамочка!
-- Кроха, пей, не микрофонь... -- задумчиво сказал Батя и вдруг вспомнил все: эту руку... бунт... ночное ожидание смерти... внимательные глаза молодого лейтенанта... Точно, он. Вот и встретились...
-- Что же... -- продолжал язвить Крохалев. -- Гусёк уже заработал у него пять суток ШИЗО. И свидание на трое суток, -- он дотошно отцеживал нифеля -- листки чая, -- с зазнобой, сказал, от больной матери должна приехать.
-- За что? -- без интереса спросил Квазимода.
-- Да насчет матери здорово Гусёк сбрехнул, -- ощерился бритый шилом трепло, показывая на сидящего рядом Гуськова. -- Иначе хозяин и все бы пятнадцать суток влепил.
-- Ты же и сам просил свидание...
-- Но мать-то не болеет, -- улыбнулся хитро Кроха.
-- Какая разница, -- недовольно бросил Гусёк. -- Все матери в этом возрасте болеют. Тем более когда нас дома нет...
-- А почему не на работе? -- поинтересовался теперь и Володька.
-- Так мы с Гуськом освобождены.
-- А когда выйдете?
-- А работа не сосулька, -- сострил Кроха. -- Может, и ты останешься, а? -- это он к Бате обратился. -- Кости на солнышке погреешь? Один день ничего не даст, а так... веселее будет. Больничку обманем -- куреха еще у нас осталась, специальная, от нее сразу температура подскакивает...
-- Нет, я эту тварь курить не буду, -- твердо сказал Квазимода, смачно допивая "пятачок" -- последний глоток чифира. Чай разносился по всему телу и будоражил его сладкой истомой, во рту был целый вкусовой букет, что будет еще долго, до ночи, сладить и сглаживать барачные запахи -- прелости, газов и тоски.
