— И отец тебя отпускает?
— Да, разумеется, — ответил Даниэль, не отрывая глаз от экрана, на котором индейцы скакали на лошадях возле повозки с хлопающим брезентовым верхом.
— И Маду тоже согласна, — добавила Франсуаза.
Люси обратила к мужу обрамленное светлыми кудряшками лицо увядшей девочки с острым носиком и накрашенными губами.
— А как твое мнение, Ивон?
— Охота пуще неволи!.. — покладисто кивнул Ив Мерсье. — Путешествия закаляют молодежь.
— А мы, — вставила Франсуаза, — мы этим летом поедем в Грецию.
— Да что ты! — воскликнула Люси. — Как это чудесно, Франсет! Да, дети, вас очень балуют, надеюсь, вы это сознаете… И все же в Греции, наверное, очень скучно! Мне кажется, я бы захандрила среди всех этих развалин! У меня была подруга гречанка… Как отец — здоров?
— Да, вполне.
— И по-прежнему часто уезжает?
— Еще чаще.
— Он слишком много работает. Как говорит Ивон, на жизнь тоже надо оставлять время!
— Да, — сказал Ив Мерсье, — я такого мнения…
Жан-Марк не мог понять, зачем матери нужно говорить о первом муже в присутствии второго. Должно быть, она хотела доказать, что люди из хорошего общества даже самые сложные ситуации могут сделать простыми. Главное — подходить к вопросу без предрассудков. А уж это и ей и ее избраннику вполне удавалось. «По сути дела, они созданы друг для друга, — подумал Жан-Марк. — Может быть, это и есть счастье!» За стеной раздался пронзительный крик — проснулась Анжелика. Жан-Марк увидел, как мать поднялась с вдохновенным лицом:
— Теперь мы можем пойти к ней.
— Ты извини, мама, мне пора, — сказал Жан-Марк. — Меня ждут.
Люси понимающе подмигнула сыну.
— Я, конечно, не спрашиваю кто, мой дорогой! Как ты красив! Этот костюм на тебе восхитителен!
— Иди, конечно, — сказал Ив Мерсье, дружески подталкивая Жан-Марка в спину. — Желаю хорошо провести вечер.
У него было уныло-добродушное лицо бывшего боксера. «В общем, он неплохой малый!» — подумал Жан-Марк.
— Ты придешь к обеду? — спросила Франсуаза.
— Нет, — ответил он. — Я занят.
На самом деле Жан-Марк не знал, где он будет обедать и чем займется.
Когда дверь за ним закрылась, мать сказала:
— Какой у него озабоченный вид!
— Это он на себя напускает, — сказала Франсуаза.
И обе направились в спальню.
Анжелика болтала ножками в своей розовой деревянной кроватке с вышитыми гладью занавесочками. Франсуаза взяла ее на руки, расцеловала, переодела и причесала, смеясь лепету малышки. У них была одна мать, и поэтому ей казалось, будто Анжелика едва ли не ее ребенок. Когда Франсуаза касалась девочки, ее охватывало радостное волнение.
