, говорил Ян. Спейд преодолел лестницу за три прыжка и вошёл в третью комнату, пинком захлопывая её за собой. Он сел на кровати, удерживая Дениз и продолжая шептать поток успокоительных обещаний, хотя понятия не имел, сможет ли сдержать их.
Он был рад, когда она разрыдалась, потому что это означало, что шок проходит. Он боялся, что это последнее событие могло сломить Дениз. В конце концов, был же предел тому, что мог вынести один человек, а ведь только на прошлой неделе он думал, что она свихнулась от стресса, прежде чем узнал о метках демона и угрозе её семье. Христос, если бы он был Дениз, он бы тоже рыдал. А возможно, и проколол бы себя.
Спейд обнял её крепче и откинулся на кровати, укрывая их обоих одеялом, потому как она продолжала дрожать. Он передвинулся, чтобы прижаться к ней ближе. Она уткнулась головой в его грудь, спрятав лицо, а её плечи дрожали от рыданий, которые теперь она пыталась подавить.
Он жалел, что не мог сделать для неё ничего большего, кроме этого жалкого утешения. Помог ли он ей хоть чем-то с тех пор, как она обратилась к нему? Не похоже, и её руки были явным чёртовым свидетельством его провала. Какая часть Дениз поплатится следующей и уподобится чудовищу из-за сущности демона, продолжающей расти в ней, если он продолжит терпеть неудачи?
Я не позволю этому случиться, пообещал себе Спейд, крепче обхватив её руками. Её жалкий родственничек Натаниэль нашёл способ ликвидировать Раума на несколько поколений. Спейд был Мастером вампиров возрастом в несколько столетий; и будь он проклят, если потерпит неудачу там, где преуспел человек.
— Всё будет в порядке, — сказал он Дениз, и на сей раз действительно верил в это.
Она издала нечто похожее на судорожное фырканье.
— У тебя бредовое чувство оптимизма, знаешь?
Храбрая, милая, упрямая Дениз, подшучивающая, когда должна быть без сознания от всех ужасов произошедшего с ней. Спейд засмеялся, и в этот момент что-то щёлкнуло в его сердце, и он знал, что это навсегда. Это была не просто жажда, что он чувствовал. Это ушло намного глубже.
— Это мой тайный позор, — сказал он, касаясь губами её волос и совершенно не заботясь, что это не должно чувствоваться так хорошо, как чувствовалось.
Она вздохнула — сбивчивый, хриплый звук. Её судорожное вздрагивание сменилось периодически возвращающейся дрожью, а рыдания — лёгкой икотой. Спейд восхищался тем, что прошло меньше десяти минут, с тех пор как она впервые увидела свои руки. Чертовски
