— Что-то дает, — согласился Юткин. — На «Отвагу» представление подготовить?
— С него достаточно «Боевых заслуг». А то загордится.
Парторг и старшина согласно кивнули, а оголодавший за последние дни младший лейтенант Шабанов подтянул поближе ломоть хлеба и зачерпнул картошки.
— И сало бери, не стесняйся, — проявил заботу Орлов. — Здесь все свои. Исаич, наливай еще.
Спустя какое-то время закурили. Старшина поучал младшего лейтенанта:
— Ты Юрия Семеновича держись. Он в авторитете. Не сегодня завтра могут на батальон поставить. А своих людей он не забывает.
Старшина умолчал лишь о том, что «своих людей» у Орлова почти нет. Парторг Юткин смотрит ему в рот, боясь, что его снова пошлют в окопы. Старый вояка Палеха ротного всерьез не принимал и сдерживал себя лишь потому, что заботился о дисциплине в роте. Третьим взводом временно командовал сержант, который больше молчал и держался особняком.
Вот такая обстановка складывалась среди командирского состава восьмой роты. Но, несмотря на мелкие дрязги, Орлов людей держал, заботился о снабжении и не отсиживался в своем блиндаже.
Ночью поступило пополнение, пятнадцать человек. Распределили поровну, по всем трем взводам. В основном молодняк, лет по восемнадцать, и трое-четверо постарше, возрастом за тридцать. Принесли на горбу несколько ящиков патронов и гранат.
— Ну как тут у вас? — спросил светловолосый парень в затрепанной шинели, третьего срока носки.
— Шинель на свалке подобрал? — поддели его.
— Какую уж дали. Да и вы здесь не в парадном ходите.
Измазанные в глине, продымленные бойцы восьмой роты словно вылезли из коптильни. Два дня назад горели баки с нефтью, и маслянистые черные клубы хорошо обдули траншею. В городе тоже не утихали пожары.
— Ничего, скоро сам такой будешь, — ободрили парня.
— Неужели весь город разрушили? — спросил другой новичок.
— Утром увидишь.
Немцы, как всегда, угадывали прибытие пополнения. Из темноты октябрьской ночи, завывая, посыпались мины. Ударили два пулемета. После одного из разрывов раздался сдавленный крик.
Тяжело раненный боец кое-как ворочался и хрипел. Когда сняли шинель и задрали гимнастерку, увидели, что грудь и живот пробиты осколками. Пока пытались наложить повязку, парень истек кровью. Прибывших удивило, что с мертвого сразу сняли ботинки, обмотки. Старшина осмотрел шинель, гимнастерку, сплошь издырявленные осколками и пропитанные кровью, махнул рукой:
— Хороните так. Шапку подберите.
— А где хоронят? — спросил кто-то из прибывших.
