Прошло Рождество с новой премьерой «Щелкунчика», потом Святки. Спектаклей было много, но праздничное веселье не затронуло жизни Лидии. Верочка Серова передала приглашение принять участие в вечере с танцами, потом в катании на санях, но Лидия вежливо отказывалась, сославшись на нездоровье, едва позволяющее ей выступать. Наконец, ближе к Великому посту, ее разыскал Фокин и передал приглашение участвовать в антрепризе Дягилева. Продолжая «Русские сезоны» Дягилев давал несколько балетных спектаклей в Будапеште, Вене и Монте-Карло. Лидии он предложил танцевать в «Призраке розы» и по возможности заменять Павлову, когда у нее были другие гастроли. Выезжать в Вену надо было через неделю, времени на раздумья не было. Но Лидии и не надо было думать — с Фокиным она согласна была ехать выступать куда угодно, так она любила танцевать в его балетах. Мишель Суворов, оказывается, уехал раньше и уже танцевал в Будапеште.
Во время Великого поста спектаклей все равно не было. Лидия быстро собралась и в самый разгар Масленицы, когда город веселился, объедался блинами, хохотал над проделками Петрушки на ярмарках и готовился к покаянию и воздержанию, села в поезд, помахала рукой матери и отправилась в Неизвестность, чем было для нее любое путешествие. Дальше Сиверской, где она каждое лето жила на даче, она была только один раз в Крыму, в Ялте, где жила с матерью и больным братишкой. Это был волшебный сон, длившийся, как ей казалось, вечность. Каждый день Лидия бежала на берег моря, словно боялась, что за ночь оно исчезнет или, что еще хуже, замрет, прекратив свою таинственную и независимую жизнь огромного, недоступного пониманию существа, оставшись просто лужей соленой воды. Все остальное — роскошь и яркость юга — было уже за гранью восприятия для нее, сливаясь в единое ощущение радужного оперения тропической птицы, какую она однажды видела в вольере.
Предчувствие такого же волшебства охватило ее и сейчас. Как только поезд отошел, она с круглыми глазами стала ожидать чего-нибудь особенного. Но особенное не спешило ее удивлять. Пейзаж за окном ничем пока не отличался от привычного, но Лидия все-таки стояла, прижавшись лбом к стеклу, и смотрела на мелькающие вдали заснеженные леса, оживленные иногда избами крохотной деревушки. Из печных труб поднимались над крышами белые столбы дыма, уходя в небесную синеву и растворяясь в вышине. Издали все это смотрелось живописно, как на картинке. Курьерский поезд мчался без остановок, проносясь с шумом мимо маленьких городков с их уютными провинциальными вокзалами. У соседнего окна стоял молодой человек лет двадцати пяти и поглядывал чаще на Лидию, чем в окно. Видно было, что ему хочется с ней заговорить, но он не знает, с чего начать. Наконец, он решился и начал тривиально:
