Интернет-журнал Виноградова №5, 2012 | страница 16
Четвертое августа. Я на передовой уже почти неделю. И хоть сейчас военные действия неактивны, все, что я здесь видел, придает мне уверенности и сил. Тут спокойно. Спокойно настолько, насколько это возможно на войне. Правда, длилось это спокойствие до предзакатных часов. Сейчас я впервые попал под обстрел в Осовце.
Нас обстреливают из легких орудий и минометов. Я выскочил из блиндажа. Солдаты лежат на дне траншеи, прикрывая головы от летящих комьев земли. Снаряды ложатся с недолетом. Но это пока. Скоро немцы пристреляются, и будут бить по траншее.
Стою в полный рост, покуриваю. На душе спокойно. Нет страха. Просто курю и смотрю на разрывы снарядов. Не дело такому лихому парню, как я, забиваться в угол под обстрелом из такой мелочи. Совсем не дело.
Одна мина впилась в бруствер справа, засыпав меня комьями земли. Я лишь стряхнул ее с фуражки, не двигаясь с места. И не сдвинусь, пока не докурю.
Я заметил одну вещь: когда люди видят спокойно стоящего под обстрелом человека, они стараются оказаться как можно ближе к нему. Им кажется, что рядом с ним ничего не случится. Тупицы. Как можно не понимать, что жив я до сих пор только благодаря фантастическому везению. Удивительно, но до фронта я везением не отличался. Странные штуки Вы с нами вытворяете, госпожа Война. Может, это – как в математике, умножение минуса на минус? Ведь здесь, на фронте, люди, которые до войны и двух слов связать не могли, пишут в письмах домой пронзительные и нежные стихи; легкомысленные субъекты становятся гениальными полководцами, а неудачники, вроде меня, приобретают просто пугающее везение.
Правы те, кто говорит, что война забирает в первую очередь хороших людей. И опять как в математике: они, либо первыми бросаясь в атаку, не выживают физически, либо гибнут морально, возвращаясь, домой озлобленными сумасшедшими обрубками, потерявшими все жизненные ориентиры. С плохими людьми война поступает иначе: либо они остаются такими, какими и были, либо в них отрываются ранее никем не замечаемые глубины души, и они возвращаются – заменить тех, озлобленных.
К какой категории отношусь я? Да черт его знает. Пусть судят люди со стороны. Меня давно перестало интересовать мое Я. Просто я делаю что должен, испытываю от этого удовлетворение, а на остальное наплевать. Должен убивать – буду, должен страдать за тех, кого убил – буду, должен буду умереть – умру не задумываясь, без оглядки на прошлое, без сожаления и эмоций. Когда меня не станет, кто-то из вежливости всплакнет над моей могилой, если она у меня, конечно, будет. Самое обидное, что мне на это наплевать. Я не помню, стал я таким до войны или это случилось уже на фронте. Да это и неважно. Важен обстрел, который становится прицельнее. А еще важно, что я уже докурил. Нужно посмотреть в бинокль на немецкие позиции. Из-за пыли, поднятой обстрелом, видно плохо, но я сумел разглядеть шевеление в немецких окопах. Противник готовится перейти в атаку. Почему молчит наша артиллерия?