Давайте
для начала Саратовом и займемся.
Саратов: Золотаревы
“7
апреля 1883 года (по старому стилю) в семье маленького служащего Саратовского
почтово-телеграфного округа родился сын, которого назвали Василием” — так
начинаются не опубликованные и поныне мемуары Василия Наумовича Золотарева,
деда моей жены Ленки, названные им так: “Мои воспоминания в старом Саратове”.
Книга немаленькая, охватывающая первые двадцать пять лет жизни автора.
Пересказывать ее я здесь не буду, поскольку к моей теме она имеет отношение
разве что касательное, хоть и содержит разного рода увлекательные для
саратовского человека сведения, относящиеся до быта моего родного города, каким
он был в конце прошлого (или уже позапрошлого?) века.
Отец
Василия Наумовича происходил из деревни в Новороссии, отбыл 15 лет в армии
(чуть не написал — русской), потом служил в Саратове по почтово-телеграфному
ведомству, женился на местной крестьянке и родил с нею пятерых детей — трех
девочек и двух мальчиков. Василий Наумович был старшим сыном.
Он
закончил в Саратове 1-ю гимназию, репетиторствуя, чтобы заработать на учебу и
как-то поддержать семью, потом учился на историко-филологическом факультете
Московского университета, слушал, в частности, лекции сильно, по его
воспоминаниям, заикавшегося профессора Ключевского. Учился трудно, приходилось
зарабатывать на жизнь, он опять репетиторствовал, готовил, прерывая для этого
учебу, к поступлению в гимназию помещичьих детей, в частности будущего маршала
Тухачевского (за что и был впоследствии лишен работы и спасся только тем, что
следователь НКВД, или как оно тогда называлось, к которому он — сам! — пришел
за разъяснением своих обстоятельств, оказался из бывших его учеников, и немало,
я полагаю, рискуя, выпроводил его, посоветовав на прощание сидеть тихо и не
высовываться). В 1905 году во Владимирской губернии студент Василий Золотарев
вел агитацию среди рабочих стекольной фабрики, принадлежавшей помещику, с
детьми которого он тогда занимался, и довел-таки дело до забастовки.
Обворовывавший рабочих фабричный приказчик донес на него “в губернию”, и,
верно, попал бы студент во Владимирский централ и, глядишь, досидел бы в нем до
прибытия туда же моего отца — всего-то лет двадцать пять, — но нет, Василий
успел ускользнуть в Саратов, вступил там в РСДРП, пропагандировал уже
рабочих-земляков и в конце концов оказался в централе Саратовском (здание
которого хорошо было видно из окон стоявшего на территории университета домика,
в коем я вырос, — и кстати, на стене у нас тикали старенькие швейцарские часы в
деревянном, на терем похожем коробе: сейчас, остановившись уже навсегда, они
глядят на меня, правящего написанное, поверх головы клавишника в джазовом кафе
на Большой Бронной). Арестовали его по представлению владимирского же помощника
прокурора, носившего, как это ни удивительно, фамилию Золотарев. Он отсидел два
с половиною месяца в одиночке. О саратовских его делах жандармы, по счастью,
ничего не прознали и, помурыжив, выпустили под надзор полиции. Все это не
помешало ему стать впоследствии директором все той же 1-й саратовской гимназии
— в мое время называвшейся 19-й школой, к ней мы еще несколько раз
вернемся, — затем, уже при советской власти, он преподавал историю в
Педагогическом, кажется, институте, что располагался в бывшей женской школе,
которую закончила мама.
