— Я приехал, чтобы исследовать вашу реку. В ней есть золото, — твердо проговорил Тарвин.
Раджа коротко ответил ему.
— Ступайте и говорите с правительством, — угрюмо сказал он.
— Я думаю, река ваша, — весело возразил Тарвин.
— Моя? Ничего моего нет в государстве. Приказчики лавочников дни и ночи стоят у моих ворот. Агент-сахиб не позволяет мне собирать податей, как делали мои предки. У меня нет армии.
— Это совершенно верно, — согласился шепотом Тарвин, — в одно прекрасное утро я убегу вместе с ней.
— А если бы и была, — продолжал магараджа, — мне не с кем сражаться.
Разговор шел на вымощенном дворе, как раз у крыла дворца, занимаемого Ситабхаи. Магараджа сидел на сломанном виндзорском стуле; конюхи выводили перед ним лошадей, оседланных и взнузданных, в надежде, что его величество выберет какую-нибудь для верховой езды. Затхлый, болезненный воздух дворца проникал через мраморные плиты, нездоровый это был воздух.
Тарвин, остановившийся во дворе, не сходя с лошади, перекинул правую ногу через луку и молчал. Он увидел, как действует опиум на магараджу. Подошел слуга с маленькой медной чашей, наполненной опиумом и водой. Магараджа с гримасами проглотил напиток, смахнул последние темные капли с усов и бороды и опрокинулся на спинку стула, уставясь вперед бессмысленным взглядом. Через несколько минут он вскочил и выпрямился, улыбаясь.
— Вы здесь, сахиб? — сказал он. — Вы здесь, не то мне не хотелось бы смеяться. Поедете вы верхом сегодня?
— Я к вашим услугам.
— Тогда мы выведем фоклольского жеребца. Он сбросит вас.
— Отлично, — развязно сказал Тарвин.
— А я поеду на моей кобыле. Уедем прежде, чем явится агент-сахиб, — сказал магараджа.
Конюхи отправились седлать лошадей, а за двором послышался звук трубы и шум колес.
Магарадж Кунвар сбежал с лестницы и подбежал к своему отцу, магарадже, который посадил его на колени и приласкал.
— Что привело тебя сюда, Лальджи? — спросил магараджа. Лальджи — любимый — было имя, под которым мальчик был известен во дворце.
— Я пришел посмотреть на ученье моего караула. Отец, из государственного арсенала мне выдают плохую сбрую для моих солдат. Седло Джейсинга подвязано веревкой, а Джейсинг — лучший из моих солдат. К тому же он рассказывает мне славные истории, — сказал магарадж Кунвар на местном языке, дружески кивая Тарвину.
— Ага! Ты такой же, как и все, — сказал магараджа. — Постоянно новые требования. Что нужно теперь?
Ребенок сложил свои маленькие ручки и бесстрашно ухватился за чудовищную бороду отца, зачесанную, по обычаю жителей Раджпутаны, за уши.
