Ночью Аркадий звонит Якутскому в Усть-Кут и спрашивает, чем питаются соболи. В ответ он слышит, что соболи, как норки, едят кур и рыбу, а затем осведомляется, не было ли в их зверосовхозах случаев похищения живых соболей.
— Нет, ни разу.
— И никаких странных происшествий в зверосовхозах?
— Ничего такого. В январе в одном был пожар — в огне погибло пять-шесть соболей. Убыток, правда, большой: соболи были баргузинские, самые дорогостоящие.
— А вскрытие не производилось? Чтобы установить, те ли это соболи, как они погибли и когда?
— Ну, такое только вам в Москве может в голову взбрести!
Аркадий выходит из дому и из автомата звонит Лебедю и Андрееву, готовя психологическую атаку на Ирину. Одновременно он размышляет, что заявлять на Ямского, не имея прямых улик, бесполезно. К тому же из-за Кервилла он оказался замешан в убийстве сотрудника КГБ. И еще он думает, что потеряет Ирину, но зато спасет ей жизнь. За завтраком он пытается добиться от Ирины сведений об Осборне, но она снова наотрез отказывается отвечать.
— Ну и что, пусть я даже ошибаюсь. Если Валерия в безопасности, я подведу человека, который ей помог. Если же она мертва, то мертва. Этого уже не изменишь.
— Пошли! — сказал Аркадий. — Ты слишком легко говоришь о смерти. Я покажу тебе трупы.
По дороге в Институт этнографии Аркадий заезжает к Людину и берет у него туго набитый "мешок с вещественными доказательствами" и еще один, пустой. Андреева они не застают, но Аркадий захватывает с собой "круглую, перевязанную шпагатом шляпную коробку из розового картона".
Вид восстановленных голов за стеклами шкафов производит на Ирину тягостное впечатление. Оттуда они едут в Люблино, в ту часть, где еще не началось строительство современных домов: "низенькие деревянные лачужки, покосившиеся плетни, козы, привязанные к колышкам, женщины в свитерах и сапогах, с кипами белья, обветшалая церковь, одноногий калека, стягивающий кепку"… По ухабистой дороге они подъезжают к домику на отшибе "с грязными занавесками на двух пыльных окнах, проржавевшей крышей, нужником и железным сараем на заднем дворе". Аркадий забирает из машины мешок с картонной коробкой и достает извлеченные из простреленной сумки три кольца с одинаковыми ключами. Он отворяет дверь.
Прежде чем войти, Аркадий надел резиновые перчатки и щелкнул выключателем. Зажглась единственная лампочка над столом. На них пахнуло запахом плесени и острой звериной вонью. Печурка на металлическом листе, засыпанном золой. Три колченогих стула у ветхого стола. На буфете заплесневелый кусок сыра и лопнувшая бутылка, в которой замерзло молоко. На стене — фотография Марлона Брандо и множество репродукций икон, вырванных из книг. В углу — банки из-под краски и лака, кисти, шила… И три матросских сундучка. В первом Аркадий, кроме одежды, обнаружил несколько Библий, во втором — баночку с золотым песком и старый наган с патронами, третий содержал всякую косметику, заграничные духи и фотографии Валерии, главным образом с Костей Бородиным.
