Дворецкий и дядька получали самое высокое среди дворни жалованье — до 10 рублей в год и носили одежду из тонкого покупного сукна. Другие получали жалованье поменьше, но часто поощрялись подарками.
Мамы (кормилицы), воспитавшие хозяев, жили в доме на покое и пользовались привилегией сидеть в присутствии господ. Няни следили за хозяйством, выдавали сахар, чай, кофе. Барские барыни одевали госпожу, сопровождали в гости и в дороге в деревню сидели с ней в одной карете, а также смотрели за ее гардеробом, чистотой комнат, за горничными, то есть выполняли те обязанности, которые при Дворе ложились на камеристок и придворных дам.
Первостепенную прислугу — «дворовую аристократию» — прочая дворня звала по имени-отчеству и всегда вставала в ее присутствии. Привилегией этой категории дворовых был также отдельный от прочей дворни стол, за которым подавалось то же, что готовилось для господ.
Вообще мирок прислуги был довольно самобытен-, здесь бушевали собственные страсти, интриги и увлечения, имелись свои вкусы и развлечения, своя сословность. «Лакей магната, — свидетельствовал бытописатель, — едва удостаивает наклонением головы лакея мелкого чиновника, а кучер секретаря с особенным уважением смотрит на кучера сенатора и часто гордится, если удостоится его почтенного знакомства»>[51].
Дворня вообще была много развитее своих крепостных собратьев — пахотных крестьян. Среди дворовых многие были грамотны и даже начитанны, а «дворовая аристократия» в хороших домах щеголяла прекрасными манерами и совершенно барским обликом. А. И. Шуберт вспоминала: «Камердинеры бывали люди важные, живавшие подолгу за границей, по тогдашнему много читавшие. Например, камердинер графа Гудовича, почтенный старец, женат был на француженке и свободно говорил по-французски. И были они не простые дворовые, а, так сказать, управляющие двором»>[52].
Когда хозяева бывали в отъезде, это сразу становилось понятно по поведению прислуги: в эти дни вся жизнь дворни переносилась на улицу, и можно было видеть, как у крыльца праздный лакей с утра до вечера бренчит на гитаре или балалайке, а горничные, сбившись в стайку и пощелкивая орешки, точат лясы возле ворот с соседскими лакеями или приказчиками из ближайшей лавки. Иногда прислуга выходила постоять и за ворота, но это только если улица была тихая и малолюдная: на проезжей не позволял своеобразный лакейский этикет: дескать, иначе скажут: «Что, мол, за вывеска такая стоит?»
