Я много думал о Брэдли, молодом американском солдате, который подвергался жестокому обращению в американской тюрьме[3], по моему мнению, он был бесцеремонно осужден лишь за то, что забил тревогу по поводу незаконных военных действий. В тюремной камере его история постоянно занимала мои мысли.
Попав в подобную ситуацию, человек непроизвольно начинает мерить камеру шагами. Подобно пантере в клетке, он мечется в поисках выхода. Расхаживая туда и обратно, пытаясь физиологически приспособиться к крохотному пространству, я планировал свои дальнейшие действия. Я понимал: все происходящее мерзко и уродливо, но оно ненадолго. Вы убеждаете себя в этом до бесконечности и пытаетесь сосредоточиться. А за стенами тюрьмы, стараясь вытащить меня, мои адвокаты работали до поздней ночи, но, казалось, их мир отстоит от моего на множество световых лет. Я кружил по камере и как никогда чувствовал смысл слова «одиночка».
Вентиляционное отверстие моей камеры оказалось закрытым обычным листом писчей бумаги, видимо, мой предшественник таким образом боролся с шумом и холодом. Позже, когда охранники выключили свет, я наконец понял, что такое самое худшее – полная изоляция. Я, живущий ради одной цели: устанавливать информационное взаимодействие, вдруг понял, насколько тяжко сидеть вот так, взаперти, и не иметь возможности слышать что-либо самому и быть услышанным кем-либо. А если учитывать специфику работы WikiLeaks, то мое положение становились особенно трудным. Ведь мы вели информационные войны с изрядным числом противников, и некоторые ситуации требовали моего непосредственного ежечасного вмешательства. Когда утром включили свет, я уже знал, что надо выяснить в первую очередь: как отсюда звонить. Могут тюремщики проявить снисхождение и разрешить парню доступ к Интернету? Маловероятно. Однако мой жизненный принцип – никогда не терять надежды, и тогда невозможное остается невозможным лишь до тех пор, пока ваше воображение не докажет обратного. Вот почему я непрерывно думал, продолжал надеяться и в конце концов нажал кнопку экстренного вызова.
Мне разрешили встречу с начальником тюрьмы. Именно по его распоряжению я находился в крыле «Онслоу», где содержались «особо опасные» заключенные. Эта часть Уандсворта, состоящая из нескольких ярусов и имеющая отдельные камеры, славилась своей особой культурой. Судя по всему, начальник решил отправить меня туда из-за риска, что на меня нападут другие заключенные. Странное предположение: все, с кем я там встречался, определенно стояли на моей стороне. Крыло «Онслоу» было заполнено насильниками, педофилами и мафиозными боссами, иногда там сидели знаменитости. Я находился один в камере, и по-прежнему мне не разрешали пользоваться телефоном. Ни позвонить, ни написать, ни поговорить с коллегами – ни одного шанса. В этой клетке я чувствовал себя вызывающе дерзким, но полностью безоружным.
