Прогулки по Рейкьявику были духоподъемными: люди улыбались, махали нам, считали себя нашими сторонниками. Но я чувствовал огромную усталость. К этому времени я совершил такое количество поездок, прошел через такое число громких историй, провел столько мероприятий ради продвижения нашего дела, что уже ощущал угрозу не только своему здоровью, но и жизни. Я чувствовал себя выпотрошенным. Продолжалась парламентская бюрократия – обычное дело, но я принял ситуацию близко к сердцу, видя в ней молчаливое осуждение моей жизни в бегах. Очевидно, что в каком-то смысле я бежал от неких злобных сил еще с тех пор, как был ребенком, когда мама возила нас через всю страну, скрываясь от своего навязчивого ухажера. В Исландии порой трудно отличить день от ночи, и мне это болезненно напоминало мое неприкаянное детство. Я по-прежнему ночами сидел за компьютером, а днем бросался на поиски новых возможностей. Однако мой аккумулятор, даже если садится, всегда со временем каким-то волшебным образом оказывается полностью заряженным.
Нам на отдаленный сервер пришла новая видеозапись. Плохое качество, большая зернистость изображения. Но я не мог оторваться от картинки. Мужчины, идущие по улице Багдада. Двое из них – журналисты. Еще минута – и они уже мертвы. Их тела в клочья разнесет боевой вертолет армии США. Я смотрел эту запись снова и снова, понимая: очень скоро на нас будет направлен свирепый взгляд общественного внимания.
11. Сопутствующее убийство
В марте 2010 года, после короткого периода разъездов, включая выступление на конференции в Осло, мы вернулись в Исландию и сняли там дом. Наши арендодатели думали, будто мы приехали наблюдать за вулканами – эта легенда объясняла, почему у нас так много компьютеров и видеооборудования. Настоящей причиной аренды отдельного дома стала видеозапись из Багдада. На тот момент этот документ был самым важным из всей присланной нам информации; в видеозапись требовалось вникнуть, проанализировать ее и подготовить к публикации. Я хотел, чтобы весь мир увидел эту запись. Она была крайне важна не только для понимания войны как таковой, но и для этической оценки того, во что превратилась иракская война и как она затронула нашу повседневную жизнь.
Дом, который мы арендовали, превратился в настоящую берлогу. Повсюду стояли чашки с недопитым кофе, тянулись компьютерные провода и валялись шоколадки – приметы нашей сумасшедшей жизни. Заехавшему журналисту из New Yorker пришлось терпеть царивший в доме хаос и наши бессонные ночи. Я неделями почти не вылезал из-за компьютера. Мне даже волосы стригли, пока я сидел за терминалом и работал над записью, – надо было успеть к сроку. Требовалось максимально очистить запись от постороннего шума и треска, чтобы сделать финальную версию настолько четкой, насколько возможно. Люди носились по дому с воплями, идеями, порой в слезах. Никакие прежние безумные графики и прыжки между континентами не выдерживали сравнения с подготовкой видеозаписи «Сопутствующее убийство». Думаю, именно там взяла начало моя репутация работоголика и человека, не обремененного мыслями о гигиене. Такой образ жизни диктовали не только объем и важность работы, но и чувство ответственности. Нас тревожило предстоящее: мы и надеялись, и верили, что запись изменит представление общественности о жуткой иракской войне и поможет положить ей конец.
